Монахиня Анастасия (Потовина)
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МОНАХИНИ АНАСТАСИИ - насельницы Покровского женского монастыря г.Михайлова
Как дерево не стоит без корней, укрепляющих его, так государство не стоит без веры, этого благодатного источника, дающему ему силу и жизнеспособность. Как глубоко приняла некогда непросвещенная языческая земля, на которой потом возросло Российское государство, внутреннее богатство и красоту Христовой веры, с какой ясностью и твердостью запечатлелись в сердцах славянского народа семена слова Божия и истины православия. Всей душой возлюбил Бога и Его святые заповеди русский человек. Идеалом для русской души стала святость – духовное совершенство, ради достижения которой в уметы вменялись все земные блага и достояния. Православная вера дала Российскому государству духовное могущество, сломить которое не могли все чужеземные завоеватели. За 1000-летний период крещения Руси сонмы праведников и святых угодников Божиих просияли в ее пределах. Оттого и зовется она «Святой», что является уделом святых подвижников, осиявших подвигами благочестия и праведностью жизни все ее беспредельные и прекрасные просторы. Сколько великих столпов благочестия возрастила она, просто и не счесть. Среди них можно встретить людей всех званий и состояний, от неграмотных простецов до знатных вельмож и даже царей. Наряду с прославленными святыми, еще целые мириады неизвестных миру праведников подвизались в ее приделах. Не случайно на Руси утвердилось выражение «не стоит село без праведника», ибо каждая область и даже незначительное селение имеет своих святых молитвенников и заступников у престола Божия, а ведь именно неиссякаемой молитвой подвижников Христовых зиждется и существует наш мир.
Не лишена по милости Божией таких молитвенников и наша Рязанская земля. Об одном из них хотелось поведать на этих страницах.
Свое повествование с Божией помощью мы поведем о монахине Анастасии (Потовиной), скромно несшей свой нелегкий жизненный крест в Михайловской стороне Рязанского края. Подвиг христианина внешне всегда не заметен, он сокрыт для мира и совершается сокровенно в сердце человека. Но когда подвижник достигает нравственного совершенства, то есть святости, тогда не возможно уже утаиться праведному устроению души, ибо по слову Писания: «Невозможно укрыться граду, стояще верху горы». В то время для последователя Христова открывается высший подвиг – жертвенное служение страждущему человечеству. Так было и с монахиней Анастасией. Всегда смиряясь, не желала она прославления от людей, но скорбящий и обремененный непосильными тяготами жизни народ сам искал благодатного утешения и молитвенной поддержки, которые он обретал в немощной телом, но крепкой и могущественной духом подвижнице. Беспредельная любовь к Богу и ближним в полной мере раскрылась в душе этой последовательницы Христовой, ибо, она, не взирая на крайнее телесное изнеможение и физическую немощь, всю себя отдала на служение скорбящему люду.
Жизнеописание монахини Анастасии составлялось по крупицам из воспоминаний хорошо знавших и горячо любивших ее почитателей. К сожалению, многие из них уже почили о Господе, но все же остались и те, которые смогли поведать удивительные сведения о праведной жизни этой Христовой угодницы, впервые собранные воедино и представленные на обозрение боголюбивого читателя.
Во второй половине XIX века в селе Ижеславль Михайловского уезда Рязанской губернии проживала благочестивая крестьянская семья Сергия и Евдокии Потовиных. У добрых супругов было трое детей – два старших сына, Трофим и Михаил, и дочь Анна. В 1876 (1878?) году Господь послал им еще одно чадо. Родилась девочка, которую назвали Анастасией. В то время родители еще не могли предполагать, что Господь предызбрал их младшую дочь на особое служение Себе.
В семье Потовиных родители старались насаждать в душах детей семена добрых качеств, прививая любовь к Богу и к ближним. Но все же детские шалости и невинные забавы имели место и здесь. Только самая юная Анастасия чуждалась детских игр, шуток и смеха. С самого малого возраста она отличалась от других детей. Рано в ее душе пробудились особые качества: стремление к уединению, молитве, чтению духовных книг. В раннем детстве девочка сама научилась читать.
В те времена обучаться в школу отдавали только мальчиков. Настя же жаждала духовного просвещения, которое она могла почерпнуть из книг, поэтому она приложила усилия к познанию грамоты. Девочка сама стала изучать книги, по которым обучались в школе ее братья. Видимо, Господь наделил ее особыми умственными дарованиями, ведь в столь малом возрасте она сама смогла изучить азбуку, так что к семи годам уже читала.
С тех пор молитва и чтение духовных книг стали ее любимыми занятиями. Как только появлялась возможность, девочка устремлялась в уединении предаваться Богомыслию, молитве и чтению духовных писаний. Для этого она нашла себе укромное место на чердаке дома, о котором никто из домашних не знал. Здесь в спокойной тихой обстановке она наедине предавалась благочестивым занятиям. Как-то раз старшие дети веселились и играли в мячик. В крыше дома, где происходило веселье, было небольшое отверстие, ведущее на чердак. Мячик нечаянно попал в это отверстие, ударив по голове затаившуюся там Настю. Девочка в это время, по обыкновению, читала духовные книги. Поняв, что место ее уединения может открыться, она поспешила сбросить мячик вниз.
Бывало, при посевных работах Настя хотя бы на короткое время старалась уединиться где-нибудь в стороне, на траве, и опять спешила напитать душу духовными поучениями. Когда ее обнаруживали, то, удивляясь, пытались узнать, где же она была. Девочка, не желая раскрывать своего благочестивого стремления к духовному просвещению, которое она черпала из книг, смиренным молчанием пыталась уклониться от прямого ответа.
Так, восходя «от силы в силу» и совершенствуясь духовно, юная Анастасия, достигнув отроческого возраста, созрела для решения оставить мир с его суетными заботами и полностью предаться Богоугождению в стенах святой обители. Уже в тринадцать лет объявила она родителям о своем решении. Но те не хотели об этом даже и слышать, плакали и не желали отпускать от себя младшую дочь. Родительские чувства у них, к сожалению, превосходили здравое осмысление того, что жизнь монашеская есть призвание от Бога, а потому противиться этому не имеет смысла.
Юная летами, но умудренная духовным рассуждением, Анастасия проявила в своем решении твердость. Видя непреклонное желание своей дочери, родители отпустили Настю пожить в монастырь, но лишь на некоторое время. Радуясь и этой уступке, отроковица поспешила исполнить желание своего сердца. Она прибыла в михайловский Свято-Покровский женский монастырь, так как эта обитель была ближайшей к ее родному селению, и пробыла в обители целый год. Монастырская жизнь привлекла душу юной подвижницы. Все здесь настраивало на духовный лад. Труд совершался с молитвой и благословением, в храме проходили ежедневные богослужения. Конечно, здесь имели место и повседневные труды, заботы и послушания, необходимые для поддержания монастырского хозяйства, но все же, главное попечение было о духовном совершенствовании и спасении души для жизни вечной.
В Анастасии утвердилось горячее желание остаться, но без благословения родителей ее не принимали в качестве насельницы, что причиняло отроковице немалую печаль. Господь, видя ревность и усердие Своей рабы, вскоре разрешил ее сердечную скорбь. Около года прожила юная дева в стенах святой обители, но так как уговор с родителями нарушить не могла, была вынуждена вернуться в их дом. Сергий и Евдокия, взглянув на дочь, увидели уже не прежнюю Настю, а чуждую мира и его утех подвижницу. Ничто не привлекало сердце девочки в окружающей обстановке родительского дома. Душа стремилась к Богоугождению, уединению и молитве. Тогда, уразумев, что сам Господь избрал Анастасию на служение Себе, родители с миром и благословением отпустили дочь в святую обитель.
Произошло это в 1890 году, когда Насте было всего четырнадцать лет. С большой радостью в сердце Анастасия Потовина прибыла в Покровскую обитель с намерением подвизаться здесь до конца своих дней.
Теперь для нее открылось широкое поле духовного подвига, ведущего к очищению сердца и совершенствованию души, поэтому Анастасия с юной ревностью устремилась к Богоугодному житию и стяжанию добродетелей.
С большим усердием принялась она проходить подвиги поста, бдения и молитвы, не оставляла и душеполезного чтения духовных книг, которому научилась еще дома. Она старалась строго соблюдать монастырский устав и за стены обители без благословения и крайней нужды не выходила. Но в самом начале духовного пути юную подвижницу не замедлило постигнуть испытание. Ведь враг нашего спасения, не терпящий «добре» подвизающихся ради Христа и всеми средствами стремящийся совлечь их со спасительного пути, поспешил подстроить свои козни и здесь. За Анастасией приехали родители и настоятельно просили отпустить ее на время домой, так как должно было состояться свадебное торжество их старшей дочери. Видимо, требование их было настолько неотступным, что его пришлось удовлетворить. Бедная Настя уехала с ними. Ее попросили помочь готовить для праздничного стола, что она и исполняла. Между тем подошло время и самого свадебного застолья. Стали собираться гости, заиграла гармонь, и многие начали плясать. От этой угнетающей мирской обстановки, крайне не соответствующей духовному устроению юной насельницы монастыря, ей стало невыносимо тяжело. Она упала, потеряв сознание. Перепуганные родители, поспешившие привести дочь в чувства, поняли причину ее обморочного состояния. В скором времени они возвратили ее в обитель и уже не позволяли себе отпрашивать ее оттуда, чтобы погостить дома.
В монастыре на Анастасию, несмотря на ее совсем еще юный возраст, было возложено нелегкое послушание по уходу за двумя больными слепыми монахинями. Продолжалось оно шестнадцать лет – до преставления их ко Господу. Это время явилось для Анастасии временем стяжания непреложного терпения, смирения, а главное – жертвенной любви к ближним.
Постоянно служа больным, необходимо было распинать своего ветхого человека с его страстями и стремлениями, нужды ближних предпочитать своим собственным. Долгим и серьезным явился для Анастасии послушнический искус. Только через восемнадцать лет – 27 июля 1908 года, в праздник великомученика и целителя Пантелеимона, она сподобилась облечения в рясофор, а впоследствии, по всей видимости, – и монашеского пострига.
В дальнейшем мать Анастасия исполняла церковническую должность и пономарское послушание. Также как и прочие насельницы монастыря, она занималась рукоделием, шила, стегала одеяла, умела искусно украшать фольгой иконы.
Как-то раз с матерью Анастасией произошел необычный случай, свидетельствующий о силе ее духа и упования на помощь Божию. Случилось однажды матушке по послушанию отлучиться из монастыря, чтобы приобрести необходимые подручные средства для рукодельных работ. Шла она лугом и сразу не заметила, что на некотором расстоянии от нее паслось стадо коров. Всем в округе было известно, что в этом стаде был буйный и ярый бык – как только завидит незнакомого человека, тотчас бежит к нему и начинает бодать. Так случилось и в этот раз. Бык заметил движущуюся фигуру инокини и стремглав устремился ней. Поняв свое опасное положение, матушка не растерялась, но, схватив разъяренное животное за рога, стала с верой и упованием на помощь Божию читать 90-й псалом. Вскоре буйство быка сменилось полным спокойствием и мирным настроением. Оставив в покое мужественную инокиню, умиротворившееся животное поспешило к своему стаду. Впоследствии, когда у матери Анастасии спрашивали: «Матушка, ты, наверное, сильно испугалась?» – она кротко и просто отвечала: «Я на Бога уповала».
Так проходили монастырские будни со своими заботами и переживаниями. Но вскоре мирному течению монастырской жизни суждено было прекратиться. Революционный ветер, с 1917 года носившийся по России, направил свою губительную силу на древнюю Покровскую обитель, вследствие чего ее подвергли официальному закрытию уже в 1919 году. У сестер было отнято все монастырское хозяйство, опечатана большая часть зданий; подвергнуто разорению монастырское имущество, церковную утварь в большом количестве изъяли. Многие, не выдержав новых порядков и испытаний, покидали обитель. Самые же ревностные и любящие свой монастырь, стремящиеся всеми средствами его сохранить, образовали на месте монастыря хозартель. Среди них была и мать Анастасия. Сестры, чтобы как-то заработать на жизнь и пропитание, начали заниматься различным рукодельем: плели кружева, искусно шили и вышивали, стегали одеяла, украшали оклады икон и выполняли другие виды работ. На их изделия поступали заказы от местных жителей. Таким образом, получалось хоть как-то существовать. Обитель как хозартель просуществовала до 1927 года, пока с Черной Горы[1] не был выжит последний священнослужитель – протоирей Василий Лебедев.
В полуразоренной обители, перед ее фактическим окончательным закрытием, с матерью Анастасией произошло знаменательное событие, в дальнейшем определившее весь ее жизненный путь. По воле Божией оно стало известным, хотя матушка всю свою жизнь никому о нем не рассказывала и только незадолго до своей праведной кончины открыла это одной из ближайших своих почитательниц. При этом матушка строго наказывала, чтобы до ее смерти никому не было об этом поведано. Случилось это под престольный праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Мать Анастасия зашла в алтарь, чтобы убраться и подготовиться к праздничному всенощному бдению. В храме в это время почти никого не было, так как до начала богослужения оставалось еще достаточно времени. К праздничной же службе готовились на втором этаже Покровского собора, главный престол которого был освящен в честь этого события.
В душе была благоговейная сосредоточенность и молитвенное настроение духа, поэтому перед уборкой в алтаре матушка вознесла молитвы ко Господу и Божией Матери. Окончив молитву, она заметила, что в алтаре стало необыкновенно светло. Неизреченное сияние разливалось всюду. Взглянув вверх, мать Анастасия увидела над собой Пресвятую Деву Марию, простирающую по воздуху Свой Пречестной омофор. Матушка упала на колени. От необыкновенных чувств, объявших все ее существо, она не могла вымолвить ни единого слова. «Какая была внутри радость, невозможно передать земным языком, – вспоминала праведница, а из глаз ее при этом потоком струились слезы. – Как я жива осталась, как жива осталась, не знаю…».
Подвиг, совершаемый ради Господа, истинный подвижник Христов всегда совершает втайне, перед очами лишь единого Всеведущего Сердцеведца. Так было и с матерью Анастасией – в разговорах не любила она упоминать о себе и лишь немногим ближайшим почитательницам открывала некоторые сокровенные тайны из своей жизни. Поэтому внутренний подвиг монахини Анастасии в монастыре осталась сокрытым. Но плод многолетних трудов Промыслом Божиим стал известен. Великая милость Божия, излившаяся на Христову угодницу, переполнила душу ее великой благодарностью и любовью к своему Творцу. Душа, блистающая ревностью по Богоугождению, возгорелась желанием большего подвига. В сердце монахини, как у древних мучеников, родилось стремление претерпеть ради Господа добровольные телесные страдания. «Пусть я буду страдать, – говорила она, – чтобы заслужить милость Господа моего и Его Небесное Царствие». В душе подвижницы это сильнее утвердилось после прочтения ею в книге духовного содержания мыслей о том, что особая награда на Небесах бывает тем, кто на земле терпит болезни. Поэтому матушка стала молитвенно испрашивать себе телесную болезнь. И Господь, призирающий на молитвы смиренных, вскоре исполнил просьбу Своей рабы. Как-то раз монахиня Анастасия отправилась за водой к колодцу. На обратном пути она ясно ощутила, как ей вступило в поясницу и попеременно в обе ноги. Поняв, что Господь исполняет желание ее сердца, она, придя в свою келью, поспешила в коленопреклоненной молитве вознести благодарение Богу.
С тех пор болезненное ощущение в ногах постепенно усиливалось. Болезнь прогрессировала, давая большие осложнения. Но мать Анастасия, проявляя удивительную силу духа и любви ко Господу, с неподдельным терпением и благодарностью пронесла нелегкий крест тяжелой болезни до конца своих дней.
На Черной Горе в то время монастырское жительство постепенно угасало. Откровенные нападения на священство монастырского храма со стороны власти и местных активистов закончились тем, что последнему священнослужителю вынужденно пришлось бросить дом и большое хозяйство на Черной Горе и удалиться в город Михайлов. В результате в храме бывшего Покровского монастыря богослужения были прекращены. Для последних сестер, остававшихся на месте родной обители, это явилось сокрушительным ударом. Всем стало ясно, что сопротивляться теперь уже не имеет смысла. По свидетельству самой матушки, сестрами овладели глубокая скорбь и печаль. Переживания доходили до того, что некоторые из них, не желая покидать святое место, хватались за стены и двери родных и милых сердцу построек. Тот настрой и печаль выражены в трогательном песнопении «Прощай обитель», которое в то скорбное время звучало по всей России в устах монашествующих общим горьким плачем об их разоренных и опустошенных обителях:
Прощай, обитель
Прощай, обитель святая,
Прощай, наша мать, навсегда.
Тебя нам, обитель святая,
Уже не видать никогда.
Погасли лампады и свечи,
На веки во храмах твоих,
Умолкли священные речи,
И звон колокольный утих.
Источник твой – опустелый.
Не видно народа на нем.
Веселье навек улетело,
И грусть воцарилася в нем.
Скажи, обитель святая,
Где братья и сестры твои?
Те, которые тебя созидали,
Отдав все силы свои.
Зачем ты пуста, одинока,
Зачем не зовешь нас к себе?
Мы все на чужбине далекой,
Льем слезы в тоске по тебе.
Но нет уж возврата надежды,
Святая обитель, к тебе,
Горька для нас эта утрата.
Но кто не покорен судьбе?
Господь нам послал испытанье,
А враг обитель óтнял у нас.
Теперь все мы молим в изгнанье:
«О Господи, вспомни о нас».
Прощай, обитель святая,
Прощай, наша мать, навсегда,
Тебя нам, обитель святая,
Уже не видать никогда.
Возможно, что представители новой власти проявили откровенное давление на и без того истерзанных монахинь. До нас дошло свидетельство матушки Анастасии: «Мы очень сильно не желали уходить из родного монастыря, но с нами поступили дерзко…». Осиротевшим сестрам ничего не оставалось, как только покинуть свою обитель. Уходить стали, в основном, в близлежащие родные селения. Также случилось и с монахиней Анастасией. Она отправилась в свое родное село Ижеславль. Но обстановка родного дома встретила неласково. Никого из близких не осталось рядом. Родители давно преставились ко Господу, братья переселились в Москву, а сестра, выйдя замуж, уехала ближе к Рязани. Между тем, вести самостоятельно хозяйство и обслуживать себя для матушки представлялось уже весьма затруднительным. Прогрессирующая болезнь все больше отнимала сил. Ноги с каждым днем болели сильнее, так что вскоре и само передвижение стало осуществляться с большими затруднениями. Возникла нужда в посторонней помощи. В трудное время Господь не оставил Свою рабу без поддержки. Недалеко от матушкиного дома проживала благочестивая женщина Ермакова Анна Петровна с мужем и детьми. Видя болезнь монахини Анастасии и понимая ее нелегкое положение, она стала периодически навещать больную и оказывать посильную помощь. Совершала она это, несмотря на то, что сама имела много забот по дому, так как растила маленьких детей. Но, имея в сердце христианское милосердие, не могла она пренебречь нуждой немощного ближнего.
Однако вскоре Господь судил забрать к Себе рабу Свою Анну. Случилось это в 1933 году. В сердечной скорби пришла к матери Анастасии старшая дочь почившей, Клавдия, которой было всего четырнадцать лет. Она рассказала о своем нелегком положении. Отец у них уезжал на заработки и подолгу не бывал дома. На попечении старшей дочери теперь был весь дом, хозяйство и пятеро маленьких братишек. Кроме того, девочка понимала, что по примеру матери она должна успевать уделять внимание и больной монахине. Со вниманием и участием выслушав девочку, мать Анастасия сказала: «Кланя, не унывай, уповай на Бога и приступай смело к делам. Время покажет, как справляться будешь. Я же постараюсь умолить Господа о ниспослании тебе Его всесильной помощи».
Утешенной и ободренной ушла от матушки девочка. С Божией помощью стала справляться она со своими многочисленными обязанностями. Кроме того, она успевала временами заходить к матери Анастасии, оказывая ей помощь. В то время матушка уже с большим трудом вставала. Передвигалась она, в основном, с посторонней помощью. Ноги сильно опухали, так, что приходилось постоянно их перебинтовывать. В летнее время Клавдия выводила монахиню в сад. Здесь она делала из прутьев что-то вроде диванчика. На него усаживала больную, которая говорила, что сиденье у нее как пух. В саду матушка оставалась на целый день, предаваясь Богомыслию и молитве. Вечером же Клавдия приходила и уводила ее обратно в дом, где у матери Анастасии была своя небольшая комната-келья с очень скромной обстановкой: кровать, две тумбочки, сундук и печка. Напротив кровати матушки вся стена от потолка до пола была в иконах. Перед ними стоял небольшой столик с иконами и лампадками. На одной из тумбочек лежали духовные книги и книги, по которым матушка исполняла свое монашеское правило, на другую же ставилась еда. Большая часть дня проходила в молитвах, и свое правило матушка исполняла неукоснительно.
Тем временем усиливающаяся болезнь все больше изнуряла мать Анастасию, делая ее совершенно беспомощной. Невзирая на свою телесную немощь, матушка духом всегда бодрствовала, никогда не оставляя подвиг молитвы. Среди тяжелых физических страданий жизнь она проводила поистине подвижническую – когда могла еще, постоянно по книгам исполняла молитвенное правило. Ела она совсем немного, нередко довольствуясь в первой половине дня святой водой и просфорой. Спала тоже мало. Да и сон ее мало походил на отдых, так как члены тела ее постоянно затекали, причиняя физическую боль и страдания.
Ухаживать за матушкой, живя с ней, было некому. И здесь Господь чудесным образом явил Свое Промыслительное действие. Этому стоит уделить особое внимание. В то время в Саратовской губернии проживала благочестивая женщина по имени Василисса. Была она истинной рабой Божией, много молилась и старалась в благочестии проводить свою жизнь. Но Божиим попущением она впала в великое согрешение. Муж ее ушел на войну. А Василисса была в положении и должна была через определенное время родить ребенка, но этого не произошло, так как она решилась на грех убийства своего дитя во чреве. Один Господь знает, что побудило ее к такому действию. После этого Василисса впала в такую глубокую скорбь, что ни днем, ни ночью не находила себе покоя, постоянно плача из-за своего падения. Она много молилась и просила у Господа прощения. Василисса работала в колхозе. Как-то случилось ей зимой поехать в лес за сеном для колхозных коров. Запрягла она лошадь, села в телегу и отправилась в путь. Ехала она и по дороге все горько плакала, имея в уме свой грех. Вдруг Василисса заметила, что на другом конце телеги сидит благообразный седой старичок. «Ты чего это, матушка, так сильно плачешь?» – обратился он к ней. «Как же мне не плакать, – ответила женщина, – знаешь, какая у меня беда?!». Тут она всю свою печаль без утайки и открыла, чувствуя в своем собеседнике большое участие и готовность помочь. После ее рассказа от спутника последовал ответ: «Если хочешь, чтобы Господь очистил твой грех, езжай в Рязанскую область, в Михайловский район, в село Ижеславль. Там найдешь больную монахиню. Ты за ней ухаживай». Обернулась Василисса, а старичка-то и нет, будто и не было – ни следов вокруг на снегу, только лес кругом, да одна она в запряженной телеге. Тогда поняла она, кто беседовал с ней, упала на колени и с великой благодарностью молилась Господу, что явил Он ей столь великую Свою милость, послав к ней, грешной, великого вселенского Своего угодника – святителя Николая. После этого случая Василисса наскоро собралась и поспешила в путь, стремясь быстрее исполнить то, что ей повелел святитель. Прибыла она в село Ижеславль, достаточно быстро отыскала дом монахини Анастасии. Зайдя в дом, она все по порядку рассказала матушке о себе и была принята ею с любовью. В это время матушка уже находилась в сильной немощи. Тело ее стало совсем расслабленным, даже сидеть было для нее трудно. Когда ее сажали на кровати, туловище ее начинало гнуться вниз, так как расслабленные спинные мышцы и больной позвоночник не могли его удержать, и если бы не посторонняя помощь, она бы падала с кровати на пол. В связи с этим, на стене над кроватью матушки прибили мешок, набитый соломой. На него облокачивали больную, чтобы она как-то держалась в сидячем положении. Руки и пальцы у матушки также стали расслабленными, так что ей трудно было даже креститься. Читать она тогда уже, конечно, не могла, но молитвы не оставляла.
Вассилиса с большим усердием старалась исполнять дело ухода за больной монахиней. Успевала она справиться и с домашними заботами, и матушке во всем услужить, и необходимые молитвы с акафистами и канонами прочитать.
Раба Божия Вассилиса, совершив дело горячего покаяния, во всем усердно послужив матери Анастасии, предала дух свой Господу. После этого для матушки началось время сугубого подвига и терпения. Вскоре в своем доме она приютила четверых погорельцев. По причине пожара они лишились собственного дома и имущества. То была женщина Евдокия с двумя племянницами и девушкой Екатериной. Для матери Анастасии посланные Богом сожительницы явились орудием, с помощью которого выковывались непреложное терпение и истинное смирение Христовой подвижницы. Сожительницы заняли лучшую и большую часть матушкиного дома. Сама же мать Анастасия продолжала жить в стесненном положении, в небольшой и скромной комнате. Вход в нее с уличной стороны был низкий и неудобный, так что приходящим людям приходилось наклоняться. Со времени своего поселения у монахини одна из сожительниц по имени Евдокия стала как будто ухаживать за матушкой. Но делала она это по нужде, с великой неохотой и злобой в сердце, просто некуда было деваться, так как больная была совершенно беспомощна. Свое отношение к матушке она не скрывала даже перед посторонними посетителями. В первой половине дня Евдокия часто подолгу не кормила страдалицу. Люди замечали, что нередко уже в обеденное время Евдокия выносила матери Анастасии только крещенскую воду с просфорой. В обращении она была очень резкой и грубой, видимо, в душе у этой женщины, к сожалению, отсутствовал страх Божий и даже страх человеческий. О физическом уходе за больной Евдокия совершенно не имела заботы. Зимой и летом на матушке была одна и та же старенькая одежда, которая никогда не менялась и не стиралась. Состояла она из ветхого платьица, безрукавки и скуфейки. Конечно, летом, в жаркую погоду, терпеть это было весьма непросто.
С удивительным смирением и терпением Христова угодница принимала грубости, дерзости и жестокое отношение к себе. Казалось, что для терпения хватило бы ей и одного своего болезненного состояния, но мать Анастасия, помышляя больше о горнем,мало обращала внимания на земные лишения, неудобства и жестокое к себе отношение. Видно было, что в душе она совершенно не имела и тени злобы к своей недоброжелательнице. В разговорах с людьми она никогда не произнесла на нее ни слова ропота, ни жалобы, ласково называя свою обидчицу «Дуняшей».
За свое истинное смирение, терпение и любовь к Богу и ближним монахиня Анастасия сподобилась от Господа дара прозорливости и рассуждения, но она, всегда смиряясь, старалась не обнаруживать их перед посторонними людьми. Однако по слову Священного Писания: «Не может град укрытися верху горы стоя» (Мф. 5, 14), так человеку праведному, достигшему меры святости, не возможно находиться в неизвестности. «Ибо, Сам Бог прославляет прославляющих Его и исполнившихся благодати Его и открывает другим на пользу». Поэтому скорбящий и обремененный многими бедами и заботами люд стал тянуться к источнику любви и милосердия, который они обретали в немощной телесно, но крепкой духовно монахине Анастасии.
За советом, словом назидания, утешения, или просто за благословением шли к ней из разных близлежащих деревень и селений. И никого не оставляла она без своего внимания, находя время и силы с каждым поговорить на потребу пришедшего. Девушки ходили к ней за указанием в избрании жизненного пути. Духовными очами матушка прозревала в некоторых из них избранниц Божиих, уделом которых было хранение девства и чистоты. Таковых матушка не благословляла выходить замуж, при этом приговаривая странные, не для всех понятные слова: «Матерь Божия ее пометила…» Так духовному взору угодницы Божией было открыто попечение Пречистой Богородицы о чистых душах, способных уневестить себя Бессмертному Жениху Иисусу Христу, Ее возлюбленному Сыну.
Слава о болящей прозорливой монахине с каждым днем возрастала, так, что вскоре многие благочестивые жители со всей Михайловской округи стали посещать ее. Больше всего ходили из села Фирюлевки, а также из других мест: Печерников, Слободки, Развальнево, Мишино, Щетиновки, из самого Михайлова и некоторых других селений и городов.
Время, в которое Господь судил монахине Анастасии нести свой жизненный крест, было весьма нелегким. Приход к власти гонителей Христовой веры, тяготы и лишения Великой Отечественной войны, разруха и голод в стране накладывали свой тяжелый отпечаток на плечи народа. Не хватало топлива, продуктов питания. Топили в основном соломой, да и ту не всегда можно было достать. Людям не один день приходилось сидеть в голоде и холоде. Эти скорби не проходили и мимо монахини Анастасии. Но она духом никогда не падала, находя еще силы ободрять и приходивших к ней людей. Как-то раз в сильный холод у нее спросили: «Матушка, не озябли ли у тебя ручки?» А она ответила: «Андрей-юродивый на паперти сидел и всегда говорил: «Зима холодна, я – в лохмотках, но сладок рай!» Вот и вспоминайте, как Андрей-юродивый говорил, и будет тепло всегда».
Иногда, когда нечем было топить, и в доме становилось, казалось, невыносимо холодно, матушка, бывало, помолиться и скажет: «Потерпите ночку». А утром вдруг обнаруживалась около двери вязанка соломы, а то появлялся и мешок торфа. В этих тяжелых жизненных условиях матушке немало помогали ее почитатели, приходившие к ней с разных сторон. Топливом в основном снабжали жители сел Фирюлевки и Слободки, а едой – все прочие, шедшие к матери Анастасии со своими скорбями и нуждами. Правда, Евдокия принесенные матушке съестные гостинцы часто забирала себе. Но для старицы, вероятно, это было не столь важно, так как строгий пост подвижница держала добровольно, а не из-за нехватки продуктов. Был один раб Божий по имени Андрей из села Слободки. Он периодически навещал матушку, а в зимнее время старался привозить для нее дрова. Матушка всегда во время его посещений говорила: «Посадите, посадите отца Андрея, пусть отдохнет». Окружавшие не могли понять, почему мать Анастасия называет его «отцом Андреем». А через два года он принял священнический сан. Оказывается, матушка предвидела это событие задолго до его совершения.
Во время Великой Отечественной войны к монахине Анастасии стали часто приходить люди с вопросами о своих родственниках, бывших на фронте, желая узнать, живы они или нет, и как о них молиться. Иногда матушка отвечала: «Молитесь, как молились», то есть о здравии. Бывало же, скажет: «Да, ждать-то веселее…». Это означало, что человек уже предал дух свой Господу, и нужно возносить молитвы об упокоении его души. Все предсказания матушки оказывались в точности верными.
Сохранилось много устных свидетельств о случаях прозорливости монахини Анастасии. Многих пришедших к ней впервые она называла по имени. Иногда рассказывала человеку все про волновавшую его проблему прежде, чем тот успевал спросить. Но бывало, что шли к ней и с недобрым сердечным расположением, ропотом или неверием в ее прозорливость. Таким она говорила: «Зачем вы пришли ко мне, глупой старухе? У вас – вон какие головы, я же ничего не знаю». Речь матушки отличалась великой мудростью, иногда не всем понятной с первого раза. Она часто отвечала на вопросы приходивших не прямо, а несколько иносказательно. В разговорах нередко употребляла притчи; любила выражаться небольшими стихотворными фразами, в которых заключались мудрые ответы на волновавшие посетителей вопросы. Матушка никогда не была многословна. Обычно в нескольких словах она давала мудрый совет в ответ на вопрос пришедшего. И если смысл сказанного не был понятен сразу, то через некоторое время он всегда полностью прояснялся.
В послевоенное время люди продолжали страдать. Очень остро не хватало топлива и еды. Как и во время войны, люди изнемогали от голода и даже умирали. Многие из Михайловской округи стали ходить в совхоз, бывший за Ижеславлем. Там был промерзший, зарытый в бурты, картофель, который разрешили брать. Для изголодавшихся людей это была немалая радость. Чтобы не умереть с голода, для пропитания они набирали этот промерзший картофель. В тот нелегкий период особо большим потоком шли благочестивые жители Михайловского района к матушке Анастасии. Болезнь же ее к этому времени усугубилась, и она все больше телесно ослабевала. Уже стали бездвижны не только ноги, но и руки. Пальцы на руках и ногах были также недвижимы, кроме того, они слиплись друг с другом. Во избежание опрелостей приходилось под пальцы подкладывать кусочки ткани, что причиняло больной страдания. Ноги были настолько сильно опухшими и воспаленными, что напоминали два красных бревна. Местами они даже лопались, и из ран текла жидкость. Необходимо было их периодически перебинтовывать, что причиняло матушке сильнейшую боль. Находиться в сидячем положении – и то для больной стало сложным, и здесь требовалась посторонняя помощь, так как все мышцы тела у нее были в расслабленном состоянии. Держать самостоятельно спину она не могла и от этого сильно сгибалась к коленям – в любой момент могла упасть. Ее брали за плечи, выпрямляли и облокачивали на мешок, набитый сеном. Прибитый к стене, он висел у нее за спиной. Делать просила она это быстро и резко, а не медленно, так как, вероятно, замедленное движение причиняло ей б?льшую боль. Несмотря на такие скорби, матушка духовно и молитвенно по-прежнему бодрствовала. Удивительно то, что при постоянных физических страданиях никто никогда от нее не слышал и слова ропота или жалобы, даже какого-либо звука или стона невозможно было заметить. Один раб Божий свалял для матушки мягкие, как чулки, валенки, которые она не снимала круглый год – видимо они благотворно действовали на ее больные ноги.
Пребывая в таком тяжелом болезненном состоянии, мать Анастасия принимала скорбящий и обремененный народ, беспрерывно шедший к ней каждый день. Близко знавшие матушку поражались силе ее духа. Как в такой немощи можно было вынести подобную нагрузку? Со временем даже говорить для нее стало сложным. Поэтому речь ее была тихой и не вполне внятной. Но и это не явилось препятствием для приема людей.
К матушке Анастасии часто приходили молодые благочестивые девушки, с большой любовью относящиеся к ней. Составилась небольшая группа юных почитательниц праведницы, постоянно навещавших ее. Матушка отвечала им материнской любовью и заботой. Некоторые из этих девушек старались облегчить тяжелое положение больной. Они видели крайне грубое отношение к ней Евдокии, поэтому временами приходили и ухаживали за матушкой вместо нее. Чтобы смягчить злое сердце этой женщины, они стремились помочь ей в домашнем хозяйстве и, особенно, на огороде, лишь бы она сменила грубое отношение к матушке на доброе. К сожалению, этого не происходило. Более того, к самим девушкам Евдокия также проявляла холодное и недоброе отношение. Когда они приходили к подвижнице, она даже не заботилась, чтобы их накормить, давала всего две картофелины на целый день, так что им приходилось голодать. Однажды Евдокия заметила, что в очередной раз к матушке пришли юные посетительницы и окружили ее кровать. Подойдя ближе, она бесцеремонно произнесла: «Сидите, дуры, около сопливой старухи?! Надо женихов искать, а они сидят!» Из уст праведницы последовал ответ: «Скажите ей, что непрочно бывает у тех, которые сами ищут. Нам же Господь пошлет». Этот мудрый ответ обезоружил подошедшую. Так что ей ничего не оставалось, как только со стыдом удалиться.
В другой раз навестить матушку Анастасию пришли две подружки – Параскева и Александра. Евдокия в это время, после оказанной в очередной раз поневоле услуги больной, бросила матушку на кровать. Одна из пришедших по имени Александра не выдержав такой дерзости, стала бранить и укорять Евдокию за такое отношение к матушке, говоря, что они найдут кого-нибудь, желающего ухаживать за праведницей. Сама же мать Анастасия, привыкшая смиренно переносить недоброе к себе отношение со стороны Евдокии, в очередной раз молча и безропотно стерпела нанесенную обиду.
Однажды одна из юных почитательниц матушки по имени Мария сидела в ее келье. Она обратила внимание на принадлежавшее матери Анастасии пальто, которое висело на стене. Оно показалось ей слишком длинным и большим, поэтому мысленно она удивилась: «Странно! Пальто такое длинное, а матушка такая маленькая!» Удивление Марии возросло вдвойне, когда неожиданно для себя она услышала ответ: «Мань, я его в монастыре ведь носила. А тогда я была большая. Это потом я маленькой стала, болезнь меня согнула».
После Великой Отечественной войны девушки так же, как и все, несли на своих хрупких плечах тяготы и лишения сурового времени. Многие из них работали в Ижеславльском совхозе. Рабочий день составлял двенадцать часов. Труд был тяжел: выполняли и полевые работы, в частности, занимались посевными, пахали землю. Посев производился следующим образом: на шею на ремнях вешалась очень тяжелая севалка (типа корзины), в которую насыпалось семенное зерно. Необходимо было идти по полю с этой севалкой на шее и вручную сеять овес, рожь, пшеницу и другие культуры. Выполнять это приходилось при крайнем истощении организма из-за сильного голода и почти бесплатно.
Девушки приходили к матушке, иногда с унынием в сердце от тяжелой жизни и непосильных трудов. В таких случаях мать Анастасия старалась их ободрить. Она могла рассказать что-нибудь интересное и даже веселое, но, конечно, безобидное. У всех на лицах появлялись отрадные улыбки, свидетельствующие об изменении настроения. В таких случаях матушка говорила: «Когда на сердце тяжело, вспоминайте такие слова и вам будет легче:
Идут часы, летят минуты,
Проходят все скорби люты.
Всем скорбям будет конец,
А кто претерпит – получит венец.
Не теряй венца, терпи до конца».
Девушка по имени Любовь, работая в совхозе, сильно простудилась и заболела воспалением легких. Она решила оставить работу, так как чувствовала себя очень нехорошо. С ней приняла такое же решение ее подружка Мария Быковская. Сделать это было совсем непросто. Когда девушки написали заявление по поводу расчета, заведующая совхозом пригрозила подать на них в суд. Вскоре она исполнила свою угрозу. Девушкам пришли повестки в суд. В большой скорби Любовь поспешила к матушке Анастасии. По дороге она зашла за Марией, но та в это время сильно ссорилась с матерью, поэтому к матушке не пошла. У этой девушки была такая греховная немощь – у нее никак не получалось мирно жить со своей родительницей. Придя к монахине, Любовь поведала ей свою печаль. Выслушав внимательно все по порядку, матушка спросила: «Где же Мария?». Тогда Люба рассказала, по какой причине Маша не пришла. Мать Анастасия благословила обеим девушкам на суд идти от нее, предварительно заночевав в ее доме. Любовь и Мария поступили в точности по указанию матушки – пришли, ночевали у нее, а встав рано утром и помолившись, подошли к подвижнице за благословением. Видно было, что мать Анастасия ночью переживала и молилась за своих духовных чад. Первой подошла к матушке Люба: «Матушка, благослови и помолись». С улыбкой на устах последовал бодрый ответ: «Господь благословит обратно придти!» Затем подошла Мария, также испрашивая благословения у матушки. Монахиня молчала, а потом стала потихоньку плакать. Девушка с удивлением спросила: «Матушка, что же ты молчишь, ничего не говоришь?» «С Богом, с Богом, с Богом…», – промолвила матушка. Как только вышли на улицу, Мария, поняв смысл матушкиного напутствия, сказала подруге: «Любаш, тебя отпустят, а меня посадят». Когда завершился суд, постановили Любовь Политову отпустить, а Марию Быковскую осудили сроком на 4 месяца. Ее взяли под стражу и отвезли в Рязань для заключения в тюрьму.
Возвратясь после суда, Люба стала плакать, говоря, что лучше бы их обеих посадили, ведь мама Марии будет сильно переживать. Матушка, утешая скорбящую, ответила: «Не плачь, это ее Господь за мать наказал, так как она была с ней очень груба. Ее отпустят, отпустят. Ты сейчас иди к Шуре-счетоводу, скажи, чтобы шла в Михайлов и писала заявление. В нем пусть укажет, что у Марии больная мать… Ее отпустят…». Слова матушки исполнились, но полтора месяца Мария пробыла в заключении.
Однажды, когда четыре девушки пришли навестить матушку Анастасию, она подозвала к себе одну из них и произнесла: «Параскева, приходи ухаживать за мной, Дуняша отказывается». Параскева стала говорить матушке о том, что она старшая из четверых детей в их семье; отца у них убили, а Параскева теперь помогала своей матери содержать младших детей, потому и работала в совхозе. На это праведница ответила, что Господь промыслит о ее маме с детьми. Тогда девушка, боясь ослушаться, решилась исполнила ее просьбу. Около полутора лет прожила она с матерью Анастасией, изредка уходя к себе домой – в Фирюлевку. За это время они духовно очень сблизились. Каждый уход Параскевы сопровождался матушкиными слезами.
- Матушка, что же ты плачешь? – волновалась девушка.
- Мне грустно с тобой расставаться.
Когда же девушка возвращалась обратно, она вновь замечала слезы праведницы.
- От чего же теперь ты опять плачешь? – снова переживала Паша.
- Теперь я радуюсь, что ты вернулась.
Однажды, когда Параскева возвращалась из Фирюлевки в дом матушки, ей на дороге повстречалась большая черная собака, сильно напугавшая ее. Девушка чудом смогла уйти невредимой. Добравшись до дома праведницы, Параскева рассказала ей о своем большом испуге. Матушка объяснила девушке, что это враг решил напугать ее за то, что Параскева согласилась за ней ухаживать, а любое доброе дело врагу не угодно.
За то время, пока Параскева ухаживала за матушкой, праведница все больше и больше слабела. Еды вкушала совсем немного. Добрые люди давали Параскеве для матушки немного молочка, которое было тогда на вес золота. Мать Анастасия же каждый раз отказывалась от своей порции молока, отдавая его Параскеве, чем вызывала у девушки невольные слезы. Спала матушка плохо и мало. Ночной сон ее походил более на мучение, чем на отдых. От того, что двигаться она не могла, тело сильно затекало. Приходилось постоянно просить Параскеву помочь, чтобы как-то перевернуться и избавиться от боли.
В 1946 или 1947 году у матушки случилось чудо обновления икон. Как уже упоминалось, напротив ее кровати располагался большой домашний иконостас со множеством икон. Ризы на некоторых из них со временем обветшали и проржавели. Господь послал утешение Своей рабе через чудесное обновление обветшавших риз. Действительно, ризы обновились без малейшего реставрационного вмешательства – так, что стали блистать, «гореть жаром», как новые. Об этом чуде свидетельствовали многие посетители матушки Анастасии.
В течении всей своей болезни матушка скорбела только об одном обстоятельстве – что не могла она посещать храм Божий, который любила всем сердцем, и молиться на церковных богослужениях. Она говорила, что если бы попала вдруг в храм, то, наверное, умерла бы от радости. Милостью Божией село Ижеславль было одним из таких благодатных мест, где церковь никогда не закрывалась, что было величайшей редкостью в то время. Приход пережил 1930-е годы, и даже в Великую Отечественную войну службы в храме совершались не только по воскресным дням. Вследствие этого у матушки была частая возможность приступать к Святым Христовым Таинам, так как к ней периодически приходил священник из местного храма – иерей Николай. Батюшка, видя страдания больной старицы, старался навещать ее не реже, чем раз в две недели. Причем он не только исповедывал и причащал ее, но временами и соборовал. Для матери Анастасии каждый приход отца Николая был великой радостью и духовным подкреплением. Большой отрадой и утешением для матушки были также посещения ее кельи певчими из местной Ижеславской церкви и из храма села Фирюлевки. Они исполняли для нее церковные песнопения, в том числе, и из Божественной литургии. От радости и умиления матушка, слушая их, плакала. Пели изобразительные антифоны: псалом 102 «Благослови, душе моя Господа», псалом 145 «Хвали, душе моя Господа», «Во Царствии Твоем помяни нас, Господи» и другие молитвословия. Девушки исполняли для нее духовные канты – стихотворения, переложенные на мелодию. Такие песнопения матушка не могла слушать без слез:
«АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Ты, светлый Ангел мой Господень,
Хранитель ты души моей.
Душе моей единородный,
Будь милостив к рабе твоей.
Храни меня во вся минуты,
Храни меня во вся часы,
Храни меня в страданьях лютых,
Храни средь самые мечты.
Ты дан от Бога для храненья.
Тебе Господь так поручил.
Пресветлый Ангел мой Господень,
Меня, как жить здесь, научи.
Здесь узкий, тесный путь прискорбный.
Ты, светлый Ангел мой Господень,
Меня на небо возведи.
Когда явлюсь лицу Христову,
Ты за меня все расскажи.
Хотя грехи мои велики,
Но и страданья покажи.
НЕБЕСНЫЙ УЧИТЕЛЬ
Узрев народ – Спаситель сел
На холм возвышенный средь поля.
По манию Его руки сошлись народ,
ученики и Он отверз уста глаголя:
Познал Я благ земных тщету,
Познал и мира суету,
Познал и Духа совершенство,
Познал, что истинно блаженство
Себе наследует лишь тот, кто
Духом нищ, кто слезы льет,
Кто правды алчет, правды жаждет,
Кто кроток был и незлобив,
Кто сердцем чист, миролюбив,
Кто от людей невинно страждет,
Кого поносят в клеветах
И злобным словом оскорбляют,
Кого за правду изгоняют.
Награда им на небесах.
Он поучал не избирать
Путей широких, врат пространных,
Ведущих в пагубу. Входить
В сень жизни узкими вратами
И трудно тесными путями.
Не осуждать, благотворить.
Радеть о скорбных, неимущих,
Благословлять врагов клянущих
И ненавидящих любить».
Как-то раз днем мать Анастасия обратилась к Параскеве, сказав: «Бегут, бегут фирюлевские блины». Эти слова показались девушке странными и непонятными, но зная, что матушка просто так ничего не говорит, стала ждать, что же будет дальше. Через некоторое время отворилась дверь, и на пороге показались певчие из Фирюлевки со стопкой свежеиспеченных блинов в руках. Тогда стало ясно, что мать Анастасия духом узрела своих знакомых утешителей, спешащих к ней со съестным подарком.
В один из летних вечеров Параскева, сидя у окна матушкиной кельи, сильно загрустила. Вдалеке виднелось родное село Фирюлевка. Девушка представила, что там стоит их дом, где мама хлопочет в заботах о младших детях. Стало сильно тоскливо на сердце – что она одна, вдалеке от дома и родных. Вдруг среди этих мрачных и тяжелых дум сзади послышался тихий, но проникновенный голос матушки: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о многом. Единое же есть на потребу…» Параскева, встрепенувшись, очнулась от своих мыслей, как от глубокого сна. Повернувшись, она заметила, что мать Анастасия внимательно смотрит на нее, и почувствовала, что для праведницы открыто ее внутреннее состояние. В словах матушки сочетались и сопереживание, и ласковый упрек в том, что Параскева сильно увлеклась земными привязанностями…
Многим своим почитателям монахиня Анастасия завещала по ее смерти приходить к ней на могилку: «Придите, на коленочки встаньте и все расскажите, что скорбного на душе». Чтобы было понятней, как праведники по смерти слышат обращающихся к ним за помощью и оказывают ее по благодати Божией, матушка рассказала про похороненного на кладбище в Ижеславле угодника Божия Иоанна. «Один батюшка, – говорила она, – пришел на могилку к Иоанну Михайловичу, встал на колени и все, что наболело на душе, рассказал ему. Он-то не видел Иоанна Михайловича, зато Иоанн Михайлович батюшку видел и слышал и молился за него».
Временами приходила к матушке в дом болящая раба Божия Наталия, проживавшая в Ижеславле. Несчастная эта была мучима злым духом. Как только вступала она на порог кельи матери Анастасии, начинала сильно кричать: «Хуже, чем в церкви, хуже чем, в церкви, хуже чем, в церкви…». Матушка молилась и говорила окружающим ее: «Вы сложите ей пальцы руки, чтобы она могла перекреститься». Сопровождавшие болящую, пытаясь сложить ее пальцы, сделать этого сразу не могли, так как ее рука совершенно не сгибалась и была как железный прут. Мать Анастасия продолжала молиться, и через некоторое время Наталия затихала, как будто сильного приступа с ней и не было.
Параскеве через некоторое время пришлось вынужденно оставить матушку. На нее написали донос, что она якобы выступает против вступления людей в колхозы и совхозы, обвинив в антисоветской агитации. В милиции же ей прямо пригрозили, что если она не оставит больную монахиню, за ней приедут из Михайлова и заберут. А знакомый милиционер предупредил, что дело-то на нее завели из-за близкого контакта с монахиней. Так вновь осталась крайне беспомощная и больная подвижница без должного присмотра и ухода, на попечении жестокой Евдокии. Хотя девушки временами приходили и ухаживали за больной, но постоянно с ней никто не жил, так как у каждой были свои семейные обязанности, заботы и дела, а при такой болезни с праведницей было необходимо жить неотлучно.
Однажды к матушке пришла в великой скорби Люба Политова. Она рассказала, что у нее умирает мама, которую уже и причастили, и пособоровали. Нога умирающей сильно опухла – от ступни и до самого бедра. Врач сделал заключение: «Болезнь лечению не подлежит, заражение пошло в кровь. Саркома. Готовьтесь к худшему». Монахиня, слушая плачущую девушку, с трудом протянула к ней правую руку и, слегка зацепив Любу за одежду, с любовным укором проговорила: «Фома-неверующий, Фома… Поправится мама-то, поправится». От сильной печали Люба стала проявлять малодушие: «Матушка, я же знаю, что мама умрет, что же ты меня зря утешаешь. Она уже много дней водичку из ложечки пьет и не разговаривает». А мать Анастасия вновь повторила свои слова: «Люба – Фома-неверующий. Еще придешь с ней ко мне». Выйдя от матушки, Любовь отправилась домой. В сильном расстройстве она не сразу заметила идущую рядом женщину и не знала, в какой момент та к ней подошла. Женщина обратилась к девушке с вопросом, желая узнать, почему у нее такой печальный вид. Любовь без утайки рассказала о своей великой сердечной скорби, подробно описав болезненное состояние своей мамы. Тогда она не задумалась, почему незнакомая женщина принимает столь живое участие в ее скорби. Женщина сказала Любе, что она сможет с Божией помощью вылечить маму. Далее она подробно рассказала, что для этого необходимо сделать. «Когда придешь домой, найди свежие яйца, отдели от них белок и смешай с ложкой водки. Все вылей на сковороду, получится блин. Прикладывай его к любому месту больной ноги, туда все соберется». Придя домой, девушка с большой поспешностью исполнила все, что было ей сказано. Через несколько процедур у больной на ноге собрался бугор, который вскоре прорвался. Из раны вышло несколько литров жидкости, так что нога приняла прежний здоровый вид. После этого больная стала быстро поправляться: смогла разговаривать, самостоятельно есть, а потом даже вставать. Спустя еще какое-то время она уже довольно бодро могла преодолевать небольшие расстояния. Вскоре сбылись слова праведницы. Люба рассказала маме, каким образом она получила исцеление, и та с большой поспешностью стала собираться к монахине Анастасии. Когда Люба с мамой зашли в келью подвижницы, та с улыбкой и ласковым укором стала говорить девушке те же слова, что и прежде: «Люба – Фома-неверующий. Вот, Параскева, – добавила она, обращаясь к матери, – Люба не верила, что ты поправишься». Девушка же, осознавая свое маловерие и малодушие, стала просить прощение у праведницы.
В один из холодных зимних дней в дом Политовых пришла соседка и сообщила им, что она только что вернулась от монахини Анастасии. Женщина рассказала, что матушка очень плохо себя чувствует, а Евдокия совсем ее оставила, нисколько не заботится о больной. Более того, мать Анастасия велела передать Любе, что она просит ее обязательно придти к ней. На улице стояли трескучие январские морозы, дорогу заметало снегом, темнело очень рано. Несмотря на все это, мама Любы сказала: «Дочка, ну что же делать? Одевайся и иди». Девушка сразу послушалась, оделась и отправилась в путь. Шла она одна, а дорога от Фирюлевки до Ижеславля весьма длинная – 12 километров, поэтому путь для нее оказался необычайно трудным и опасным. Прошла Люба еще только до Слободки, лишь 5 километров, а уже совсем стемнело. Кругом был такой мрак, что абсолютно ничего не было видно – ни столба, ни дерева. Ведь электрического освещения-то на улицах в то время не было. Разыгралась сильная пурга, такая, что совершенно замело дорогу, и стало не понятно, в каком направлении нужно дальше идти.
Вспоминая впоследствии этот путь, Любовь говорила: «Как я шла, не знаю? Наверное, меня спасли только матушкины молитвы». По милости Божией девушка все-таки смогла добраться до дома матери Анастасии и не заблудиться. Когда она еще только зашла в сени, праведница стала радостно восклицать: «Голубчик мой прилетела, голубчик мой прилетела!» Девушка в ответ промолвила: «Матушка, какой голубчик! Посмотри на меня – мокрая ворона!» Действительно, Любовь больше походила на снеговика, чем на человека, так как с ног до головы была покрыта снегом. В сенях она скорей отряхнула свою насквозь мокрую одежду. Зайдя в келью, девушка увидела поразившую ее до глубины души страшную картину. Больная старица беспомощно сидела на кровати, низко опустив на колени голову, так как самостоятельно ее поднять она не могла. В комнате был сильный, пронизывающий холод – видно, печь стояла давно не топленной. Евдокия же не выходила к больной, не пыталась даже узнать, жива ли она или нет. Ноги у матушки опухли так сильно, что пальцев совершенно невозможно было различить. С трудом можно представить, что испытывала больная праведница в промерзшем, нетопленном помещении. При таких страданиях и водой напоить ее было некому. Ночью состояние матушки ухудшилось. Через каждые 5-10 минут она подзывала Любу, прося то поднять, то положить ее. На следующий день от окружающей обстановки девушка стала внутренне унывать и малодушничать. Пришла она вся промокшая, одежду посушить негде, в доме сильный холод, Евдокия не кормит. Вдруг в келью к матушке зашла раба Божия Анна из Развальнёво. Она временами приходила ухаживать за матерью Анастасией и теперь пришла в очередной раз. Любовь очень обрадовалась, что пришла Нюша (так называли Анну), и у нее появилась возможность уйти. Она подошла к монахине со словами: «Матушка, ну я пойду, ты теперь не одна». К удивлению девушки матушка молчала. Подумав, что мать Анастасия не расслышала ее слов, она повторила: «Матушка, тогда я пойду, а Нюша останется, поухаживает за тобой». Матушка вновь не ответила, промолчала. Тогда Люба в третий раз осмелилась повторить свои слова. Через некоторое время матушка вдруг произнесла: «Подожди, спой мне прощальный стих». Мать Анастасия имела ввиду песнопение «Прощай, обитель». Любовь несколько раз исполнила этот стих, и каждый раз матушка горько плакала. Не уразумела девушка, что таким образом праведница в этой, земной, жизни с ней навсегда прощалась. Собралась она, оделась и отправилась домой. На следующий же день пришло сообщение о том, что монахиня Анастасия отошла ко Господу. Тогда только поняла Люба смысл всех действий и слов матушки, совершенных ею в последний день. Великая скорбь объяла девушку от того, что не сподобилась она проводить свою любимую духовную мать и наставницу в жизнь вечную. Но теперь было уже поздно.
Весть о праведной кончине матушки Анастасии быстро облетела жителей села Фирюлевки, питавших к ней особую любовь и почтение. Молодые почитательницы матушки, которые также, в основном проживали здесь, наспех собравшись, в количестве восьми человек отправились в Ижеславль, чтобы проститься со своей любимой духовной наставницей. Когда они добрались до села, их направили в местную церковь, объяснив, что тело почившей старицы уже там. Войдя в храм, они увидели гроб с телом праведницей, окруженный со всех сторон большим количеством народа. Здесь можно было заметить и местных жителей, и пришедших из других селений. Все желали проводить монахиню Анастасию в последний путь. Находившиеся в храме, заметив прибывших фирюлевских девушек, немного расступились, чтобы дать им возможность подойти к гробу и проститься с матушкой. Велика была скорбь девушек при виде своей почившей духовной руководительницы, молитвенницы и утешительницы. Не могли они сдержать своих горьких слез, потоком изливавшихся из их очей. Но все же в душе теплилась ободряющая надежда – матушка и в ином мире не оставит их своей молитвенной помощью, а, может быть, будет иметь и большее дерзновение ходатайствовать о них пред Господом, ведь теперь она будет ближе к Нему. Особо печалилась Люба Политова из-за того, что оставила матушку в «предсмертный час». Со скорбью в сердце она спросила у Нюши из Развальнёво, каково же было матушкино предсмертное напутствие, ведь она что-то говорила? Анна рассказала о том, что матушка заповедала приходить к ней на могилку и рассказывать о своих душевных скорбях, как живой.На что Нюша в простоте сердца, не разумея духовной стороны слов старицы, с искренним удивлением возразила: «Матушка, что же мы к тебе ходить-то будем? Разве ты нас услышишь?» Праведница же, нисходя к наивности Анны, но все же с некоторым огорчением ответила: «Ох, и неразумная же ты Нюша…». После этого матушка почти ничего не говорила. Еще Анна поведала о том, что после ухода Любови мать Анастасия со скорбью сказала: «А Люба-то потужит, что ушла». Так и получилось…
На следующий день состоялось отпевание и похороны монахини Анастасии. Отпевание и процесс похорон затянулись достаточно надолго. Зимний световой день был коротким, поэтому начало уже почти смеркаться. Юные путешественницы из Фирюлевки хотели было остаться переночевать и вторую ночь в Ижеславле, но им из-за большого стечения народа не хватило места для ночлега. Поэтому пришлось идти в обратный путь, домой. Конечно, это было сильно рискованно, что вскоре и подтвердилось. Пройдя немного, путницы сбились с дороги. Совсем стемнело, не прекращалась снежная пурга, к тому же был сильный мороз. Все попытки хоть как-то найти верное направление оказались безуспешными. Наконец, совсем выбившись из сил, девушки отчаялись. Сильный мороз сковывал руки и ноги. Они совсем изнемогли и не знали, сколько времени блуждали по глубоким сугробам и бездорожью. Тут кто-то из них воскликнул: «Матушка! Спаси – погибаем!» Все дружно подхватили этот молитвенный вопль. Через некоторое время до них стало доноситься чуть слышное пение петухов. Это было чудо, потому что совершенно сбившись с дороги, они не могли видеть вокруг себя ни единого селения. Попытавшись различить, с какой стороны доносилось пение, они стали идти в ту сторону, откуда оно доносилось. Вскоре они поняли, что приближаются к селу Слободке. Для девушек стало ясно, что это было явное предстательство той, за помощью к которой они обратились. Со Слободки девушки направились в село Мишино, а оттуда добрались и до родной Фирюлевки. Так милостью Божией и молитвами матушки Анастасии девушки были спасены.
Впоследствии Люба Политова долгое время не могла успокоиться из-за своего проступка. Ее все время терзала мысль о том, что она своим уходом огорчила матушку. Много пролила она слез и неоднократно просила прощения у праведницы на ее могилке. Как-то раз Любовь, по-прежнему печалясь из-за своего проступка, задремала. Во сне ей ясно представилось, что она со своей близкой подругой Александрой пришла в дом к матушке. Девушки, объятые некоторою робостью, начали пропускать друг друга вперед, чтобы зайти в келью старицы. Люба, сознавая свою вину, особо боялась зайти первой, но потом, набравшись смелости, всеже зашла. К своему удивлению, она была принята матушкой очень тепло. Праведница подозвала скорбящую девушку к себе и с материнской любовью гладила ее по голове. После этого Люба проснулась, наполненная радостью и в утешении. Ей было отрадно от чувства, что она прощена.
Около 25 лет монахиня Анастасия несла крест тяжелой усугубляющейся болезни. Но, как уже было сказано, крест этот был подъят ею добровольно и понесен с радостью. Относительно себя матушка говорила: «Готова здесь, на земле, еще столько же болеть, только бы не болеть в муке вечной». Господь же, видя доброе долготерпение Своей верной ученицы, уготовал для нее переход в селения праведных, куда всю земную жизнь стремилась ее душа. Всего матушка прожила 75 лет. Кончина ее последовала 11 января 1951 года. Была она совершенно мирной и безболезненной. Еще накануне, 10 января, сидела она в обычном своем положении на кровати, принимая и благословляя пришедших к ней. Рано же утром душа ее отлетела в «горняя» селения. Проститься с праведницей спешило множество людей. Похороны затянулись на 4 дня, так как стояли очень крепкие морозы, и не прекращалась сильная снежная буря. Все это время поток желавших проститься с почившей угодницей Божией не оскудевал. Во время похорон гроб несли только девицы и благочестивые вдовицы, оказывая почтение иноческому чину усопшей.
Память о прозорливой подвижнице жива в сердцах многих пожилых жителей Михайлова и его окрестностей, лично знавших матушку. Они рассказывают о ней своим родным и близким. Многие верующие в настоящее время посещают ее могилку, берут как благословение с нее земельку, просят ее молитвенного заступничества пред престолом Божиим и помощи в исцелении душевных и телесных недугов. И по вере получают просимое.
ВОСПОМИНАНИЯ О МОНАХИНЕ АНАСТАСИИ (ПОТОВИНОЙ)
Случаи чудесной помощи и исцелений по ее молитвам
Воспоминания Любови Яковлевны Дверкиной, 1925 года рождения, жительницы города Москвы.
К матушке Анастасии мы с сестрой стали ходить в конце Великой Отечественной войны. С самого первого ее посещения мы почувствовали, что общались не с простым человеком, а человеком Божиим. От нее исходила благодатная сила, а в словах чувствовалась великая мудрость. Перед нами была немощная телесно, но крепкая духовно подвижница. С тех пор я стала очень частой посетительницей матушки. Невозможно передать словами всех чудесных случаев, связанных с нею, ее молитвенной помощи и духовной поддержки. Идешь, бывало, к ней с грузом на душе от мрачных дум и житейских проблем, а от нее летишь как на крыльях. Такая появлялась легкость и духовная радость от общения с ней, что не возможно передать словами. О, если бы можно было вернуть то время, которое не сравнимо ни с какими земными утехами! Перед своей кончиной матушка заповедала ходить к ней на могилку и все рассказывать, как живой. Вот теперь мы периодически посещаем место ее упокоения, просим ее помощи и по вере получаем просимое. Не только в духовных, но и в житейских нуждах помогает она. Расскажу об одном из многочисленных случаев благодатной помощи матушки Анастасии. В 1952 году мы с семьей переехали из нашего села Фирюлевки в Москву. В то время там было очень тяжело получить жилую площадь. Я жила с мужем и детьми в коммунальной квартире в очень тяжелых условиях. Квартира располагалась в цокольной части здания, то есть очень низко, практически, ниже уровня земли. Окна начинались от земли. Там была весьма тяжелая обстановка, так как вместе нас жило четыре семьи; постоянный шум от малых детей, ругань и нестроения. Мне было невыносимо все это терпеть. Поехала я на могилку к матушке, все ей рассказала, поделилась с ней своим нелегким положением. Вскоре я вернулась в Москву. Спустя немного времени как-то вечером вышла я на улицу погулять с детьми. Ко мне подошла соседка и сказала: «Люба, что же вы так мучаетесь? Написали бы заявление на получение отдельной квартиры». Я, конечно, особо серьезно к ее словам не отнеслась, так как понимала, что ожидать успеха в таком деле практически бесполезно, но всеже я поделилась с мужем по поводу совета соседки, на что он скептически заметил: «Половина Москвы живет в подвалах, света белого не видят, а нам квартиру дадут!» Я поговорила с одной из своих сожительниц, мы решили, что попытка – не пытка. Вскоре от нас последовали заявления с просьбой о получении отдельной жилплощади. И к великому удивлению, через три месяца нам дали по отдельной двухкомнатной квартире. Все родственники не могли поверить, что это совершилось без денег, а просто так. А мы ведь в то время жили материально очень трудно, поэтому заплатить ничего не могли. Это было явное чудо, и я верю, что совершилось оно по молитвам матушки.
Вспоминая былые времена, когда мы ходили к матушке и обретали в ней мудрую наставницу и духовную руководительницу, со скорбью думаю, что теперь, как и всегда, множество проблем, а пойти уже некуда. Но она, конечно, слышит нас и сейчас, как и тогда при жизни, так как святые угодники по благодати Божией слышат все моления, с верою к ним воссылаемые.
Воспоминания Нины Дмитриевны Крындушкиной, 1930 года рождения, жительницы села Фирюлевка.
К матушке мы стали ходить в военные годы. В то время уже очень многие почитали ее, как прозорливую праведницу высокой духовной жизни. Поэтому к ней стекалось множество народа из местных деревень со своими вопросами и духовными нуждами. Мне было лет 12, когда я стала посещать матушку. Ходила я не одна, а с другими девчатами и ребятами из нашего села. Когда я в первый раз увидела мать Анастасию, меня до глубины души поразил ее внешний вид и физическое состояние. Это была совершенно изможденная и иссохшая старица. В то время она уже совершенно не могла двигаться: не владела ни руками, ни ногами, которые были сильно воспаленные и опухшие. Пищу принимала она только с посторонней помощью. Несмотря на такое измождение и физическую немощь, от нее веяло великой духовной силой, необыкновенной любовью и добротой. Нам хотелось как-то помочь матери Анастасии и облегчить ее тяжелое состояние. В зимний период, когда повсеместно не хватало топлива, и люди страдали от сильных морозов, мы возили на саночках из нашего села для матушки дрова. А летом, бывало, матушка обращалась к нам с такими словами: «Соберитесь, голубчики мои, пополите Евдокии просо». Евдокия – эта была грубая и жестокая сожительница матушки. Так вот, мы, дети, стремясь скорее исполнить повеление матушки и смягчить жестокое сердце Евдокии, собирались вместе и пололи на ее участке просо и другие культуры, но, к сожалению, наш труд не способствовал изменению недоброго отношения последней к больной монахине.
Моя мама родила меня поздно, на 52-м году жизни, поэтому, когда я была в подростковом возрасте, она уже была в преклонных годах. Ей тяжело было ходить к матушке Анастасии, хотя она ее очень почитала, поэтому с разными вопросами посылала к матушке меня. Мы советовались с матерью Анастасией по поводу вступления в колхоз. Ответ был таков: «К обеду не взошли, а к ужину не к чему». Матушка обычно выражалась не прямо, а иносказательно. В другой раз случилось у нас несчастье – убили двух моих братьев. Отец вздумал получать за них пенсию. Когда спросили у матушки, она ответила: «Нечего с мертвых пенсию брать и их кости тревожить». Жизнь тогда была трудной. Постоянное ожидание угроз, доносов, арестов, ссылок и самой смерти. В нашей семье было много детей. Один из моих братьев пришел с войны весь израненный, без ноги. А вскоре у нас случилось еще одно несчастье – из-за доноса арестовали моего отца и еще одного моего брата. Я поспешила к матушке и поделилась с ней нашим горем. Она, выслушав, неожиданно для меня ответила: «Ты возвращайся сейчас домой, а по дороге все оглядывайся». Странными мне показались слова матушки, но ослушаться я боялась. Отправилась я домой и по дороге иногда оглядывалась назад, при этом думая: «К чему это матушка повелела мне оглядываться»? А когда домой пришла и только на порог ступила, за мной следом зашли отец и брат. Тогда только я поняла смысл слов матушки. Оказывается, все благополучно обошлось, родных освободили из заключения, и они ехали следом ха мной.
В очередное мое посещение монахини Анастасии к ней пришли три женщины из Михайлова. Они стали спрашивать об участи своих мужей, бывших на фронте. Обычно добросердечная к приходившим, матушка вдруг строго ответила: «Что вы пришли ко мне безумной бабке?! У вас – вон какие головы, а меня пришли спрашивать?» Через некоторое время одной из них она все-таки ответила: «Жди, твой муж придет». Когда они ушли, я стала допытываться у матушки, почему она ничего не сказала этим женщинам про их мужей и была с ними строга. А мать Анастасия ответила, что они приехали из Михайловского райсполкома, чтобы ее забрать. Они не искренно про своих мужей спрашивали, а просто для того, чтобы посмотреть, что я им отвечу. Я продолжала в простоте сердца удивляться: «Матушка, а как ты про них могла узнать-то?» Она, видя, вероятно, у меня в сердце детскую наивность, отвечала мне с той же простотой: «Я по лицу определяю. У кого лицо доброе, тот добрый человек, а у кого мрачное – жестокий».
Был со мной чудесный случай, свершившийся по молитвам матушки, уже в недавнее время, когда я пришла в пожилой возраст. Случилось мне серьезно заболеть: сильно воспалилась поджелудочная железа, так что меня пришлось срочно госпитализировать. У меня очень раздулся живот, вследствие чего я целую неделю не могла ни есть, ни пить. Более того, я впала в беспамятство, так что никого не узнавала. Врачи брали у меня анализы и говорили, что воспаление уже повсеместное, поэтому надеяться не на что». Милостью Божьею на некоторый отрезок времени у меня наступило просветление сознания, и я смогла попросить землички с могилки матушки Анастасии. Нужно отметить, что мои дети очень почитают матушку, посещают ее могилку, берут с нее земельку и носят ее с собой, как благословение. Так вот, когда я спросила об этой земличке, моя дочь, находившаяся рядом и сильно беспокоившаяся о моем состоянии, сказала, что она у нее есть с собой. Она дала мне земли, которую я поспешила приложить к животу. Господь дал мне сил, и я смогла читать 90-й псалом и много раз повторять: «Матушка Анастасия, помоги мне». К общему изумлению живот стал спадать все более и более, а через некоторое время спал совсем. Врачи пришли в великое удивление и недоумение. У меня взяли анализ крови. Прежде далеко превышающая норму РОИ, теперь была практически в норме. Лечащий врач даже воскликнул от недоумения: «Как это могло случиться? Ведь уже не оставалось сомнений в наихудшем исходе». Вот какую милость проявил ко мне, грешной, Господь по молитвам Своей угодницы – монахини Анастасии.
Был со мной еще один замечательный случай, когда мать Анастасия своим молитвенным предстательством помогла мне. По смерти матушки я всегда по ее завету посещала место ее погребения. Как-то в очередной раз отправилась я в Ижеславль с целью посетить могилку матушки. До этого достаточно долго я не могла туда выбраться. Путешествуя, я немного сбилась с пути, так как раньше ориентировалась по мельнице, стоящей близ Ижеславля на дороге, ведущей к кладбищу, а сейчас ее уже на том месте не было. Тогда я подумала, что пойду там, где примерно по моим расчетам, была раньше мельница. Пошла и увидела, что там разлилась речка, которая протекает перед Ижеславлем. Остановилась я и призадумалась, как же мне перебраться на другой берег, мысленно прося матушку о помощи. Неожиданно для себя, я заметила среди речки камушки, расположенные близко друг к другу, так что из них получился настоящий мосток. Я с большой радостью перебралась по ним на другой берег. Там я встретила идущих мне навстречу ижеславских женщин, которые спешили к стаду коров на дойку. Они очень удивились, увидев меня, стоящую на берегу, поэтому тут же спросили:
- А вы где же прошли?
- Здесь, – ответила я, указав на реку.
- Да здесь же речка кругом, – опять удивились женщины.
- А я по камушкам шла.
- Да нет здесь никаких камушков, а речка сплошная. Смотрите, не ходите здесь, а ходите там, где пасется местное стадо.
Вот какие чудеса творит Господь по молитвам своих святых угодников!
Воспоминания Параскевы Ивановны Ненашевой, 1926 года рождения, жительницы города Михайлова.
К монахине Анастасии я ходила со своими подружками очень часто, несмотря на то, что жили мы в с. Фирюлевка, а чтобы добраться до Ижеславля, нужно было преодолеть 12 километров. Начали мы ее посещать, насколько я помню, в военное время. И потом до самого преставления матушки ко Господу не оставляли ее. Мы матушку очень любили за ее необыкновенную доброту, духовную мудрость и жертвенное служение людям. Большой почитательницей матушки была и моя мама Анна.
В то время люди терпели много бед и горя. Не обошло это и нашу семью. Отца у нас убили. Осталось на попечении у нашей мамы нас четверо. Трудно ей было нас содержать одной. Я, как старшая дочь, старалась ей помогать. Мама работала в совхозе. Однажды она насыпала себе в карманы по стакану ржи для того, чтобы принести зерно домой, истолочь его с лебедой и испечь детям лепешки. Но работники колхоза заметили мамины действия. На нее написали донос, что украла 5 килограммов зерна. Вскоре пришла повестка в суд. Мама в страхе поспешила к матери Анастасии: «Матушка, что же делать? Посадят меня?» Праведница ободрила: «Ань, не бойся, до этого не дойдет. Ты только на Бога уповай, молись святителю Николаю, читай 90-й псалом, а на допрос не ходи». Мама все сделала так, как сказала матушка Анастасия. Пришел вызов на суд, но она на него не пошла. Милостью Божьей, молитвами святителя Николая и матушки Анастасии маминому брату удалось уладить дело с «главным» милиционером, и все обошлось мирным путем.
Матушка была большой молитвенницей. Сначала молилась по книгам, а потом уже не могла, но молитвы не оставляла. Подойдешь, бывало, к ней и заметишь, что она потихоньку шепчет молитвенные слова. Очень ей нравился 12 псалом.
Интересное после нее осталось предание. Может быть, так делали у них в монастыре? Она говорила, что сухое коливо нужно бросать в землю для хорошего урожая.
Матушка всегда нас поучала с любовью и заботой. Мне она говорила: «Параскева, ты возись, возись в житиях святых…» Сейчас, в старости, я только этим и утешаюсь. Еще как-то раз она мне сказала: «Ты выбирай лестницу поположей, а то по крутой пойдешь, он (то есть враг) тебя собьет». Эти слова относились к моей духовной жизни. Мать Анастасия была прозорливой, нередко знала мысли приходящих к ней людей.
Когда бывает тяжело на душе я сейчас, как и раньше при ее жизни, прошу ее помощи и получаю облегчение. Помню, как постигли меня большие искушения. И вот увидела я во сне матушку. Как будто пришла я к ней в дом в Ижеславле. А она сидит на своем обычном месте. Вдруг она сама распрямилась, что при жизни сделать не могла, и смотрит на меня. Я скорее поспешила пожаловаться: «Матушка, как же мне тяжело. Помоги мне, помоги…» А матушка в ответ: «Терпи, терпи, терпи…» После этого скорби мои стали потихоньку утихать, и мне стало легче. Так матушка и по своей смерти не оставляет нас своей молитвенной помощью и заступлением.
Рассказ Раисы Васильевны Красилкиной, 1933 года рождения, жительницы села Фирюлевка.
Раиса Васильевна Красилкина вспоминала, как в далекие времена, когда в нашей стране царили разруха и голод, некоторые из мужчин их села начали ездить на заработки в дальние места. Там они добывали алмазы, которые потом сдавали. Таким образом, получалось хорошо заработать. Сын сестры мамы Раисы Васильевны, Василий, решил также «испытать счастье», чтобы как-то прокормить свою семью. Уехал он, и весьма долго не было от него никаких вестей. Мать его сильно стала за него беспокоиться, не находя себе места ни днем, ни ночью. Ей стали приходить мысли, что сына ее убили, и его уже нет в живых. Мама Раисы Васильевны, видя состояние своей сестры, посоветовала скорее сходить к матушке Анастасии, попросить ее святых молитв и узнать об участи Василия. Так они и поступили. Собрались и скорее пошли к матушке. Зайдя к ней в келью, они с поспешностью и волнением рассказали про свое горе, а матушка, будто заранее зная то, о чем они хотели спросить, ответила: «Зачем же вы раньше времени его хороните? Возвращайтесь сейчас домой, не успеете в дом войти, а он раньше вас там будет». Женщины послушались и отправились в обратный путь. Добрались они до своего села и не успели немного дойти до дома, как их встретила сестра жены Василия с радостной вестью о том, что Василий вернулся и уже дома.
Воспоминания инокини Александры (Большаковой), 1948 года рождения, уроженки г. Михайлова.
Свои воспоминания о монахине Анастасии поведала инокиня Александра со слов своей мамы, Пелагии Кузьминишны Коньковой, 1898 года рождения. Пелагия Кузьминишна проживала в селе Печерники Михайловского района, отстоящем от Ижеславля на 12 километров. Была она усердной почитательницей матушки Анастасии, всегда стремилась к ней со всеми духовными и житейскими нуждами и вопросами и утешалась ее мудрыми советами и наставлениями. Скорби и лишения послевоенного времени не прошли мимо Пелагии Кузьминишны. На фронте погиб ее муж, оставив ее бедной вдовой с 6-ю детьми. Приходилось выбиваться из последних сил, чтобы как-то содержать и кормить детей. Много приходилось претерпевать лишений и скорбей. Единственным источником утешения и поддержки была духовная связь с монахиней Анастасией, к которой можно было придти в любое время, открыть душу и наболевшие проблемы, а в ответ получить мудрый совет и наставление. Сохранилось несколько интересных случаев из общения с матушкой Анастасией, пересказанных Пелагией Кузьминишной младшей дочери Александре (впоследствии инокине Александре).
Четырнадцатилетний сынок Пелагии Кузьминишны, Максим, работал в колхозе, чтобы помочь матери содержать семью. Работа была очень тяжелая, пригодная для взрослых и крепких физически мужчин, а не для юного отрока. Поэтому мальчик каждый день сильно уставал. Приходя домой после трудового дня, он, не раздеваясь, в изнеможении падал в сарае на диван и тут же засыпал беспробудным богатырским сном.
Как-то в очередной раз, исполняя землепашеские работы в колхозе, Максим нечаянно задел соседний участок. В ответ на этот случайный проступок на него посыпалась брань. То ли из-за усталости, то ли еще по каким причинам, Максим не выдержал бранных укоров и угрожающе выпалил: «Я вам еще не такое сделаю!» Конечно, у него и в мыслях не было предпринимать какие-либо мстительные действия, просто он не смог сдержать свои недобрые эмоции. Но враг рода человеческого, как обычно, на каждом жизненном шагу подстерегающий нас, не дремал и здесь. Искушение не заставило себя долго ожидать. Как будто специально этой же ночью на том участке пропали пчелиные ульи. Подозрение сразу пало на Максима, так как вспомнили его дневную угрозу. Незамедлительно на него последовал донос, после которого приехали и забрали юношу в местный сельсовет с целью дальнейшего заключения. Пелагия Кузьминишна пришла домой, а вместо сына увидела лишь ботинки. Быстро все узнав от соседей, она поспешно направилась к матери Анастасии. Выслушав скорбную женщину, матушка ответила: «Как Максим молился, так пусть и молится. Мимо Максима все скорби пройдут». Утешенная Пелагия Кузьминишна отправилась домой. Слова праведницы не замедлили вскоре исполниться, так как в следующую же ночь чудесным образом были найдены настоящие воры ульев, а Максим был отпущен на свободу.
Как-то Пелагия Кузьминишна стала сильно унывать от непосильных жизненных трудностей. Постоянное напряжение и опасение за будущее своих шестерых детей, оставшихся без кормильца-отца, осознание того, что могут просто погибнуть от голода, и напряжение от мысли, что вся ответственность за них лежит на ее далеко не могучих плечах, приводили ее в крайнюю печаль и уныние. Конечно, она пыталась отгонять мрачные мысли упованием на помощь Божию, но почему-то малодушие брало верх и никак не давало внутреннего спокойствия. С такими мрачными думами прибыла Пелагия Кузьминишна к матери Анастасии. Узнав о внутреннем состоянии пришедшей, матушка неожиданно сказала: «А ты смотри на домик, что напротив вас, и тем утешайся». Не сразу поняла Пелагия Кузьминишна то, о чем хотела сказать ей мать Анастасия. А через некоторое время вспомнила, что напротив них жила бедная вдова с четырьмя детьми. Во время войны она также лишилась мужа, а немного позднее в этой семье случилось еще одно несчастье – у них сгорел дом, и та женщина со своими детьми лишилась всего имущества. Тогда Пелагия Кузьминишна ясно осознала, что ее положение далеко не самое тяжелое. Люди рядом претерпевают, оказывается, большие скорби и лишения. После этого уныние не овладевало Пелагией Кузьминишной с прежней силой. Вспоминая слова матушки, однако, она сильно удивлялась, как это она, находясь в расстоянии 12-ти километров от Печерников, смогла узнать о скорбной жизни бедной вдовы, да еще точно указать местоположение ее дома.
Пелагия Кузьминишна передала своей дочери еще один случай о матери Анастасии, уже не касающиеся ее лично.
Как-то раз к матери Анастасии пришли две благочестивые и целомудренные особы. Они рассказывали о себе, своей благочестивой жизни, совершенных к святым местам паломничествах. Матушка все выслушала, а в конце сказала: «Слышали про таких. Пошли они в лес, набрали полный мешок орехов, а они оказались все пустые…» Так обличала смиренная праведница, духом прозревая устроение душ человеческих, тайное возношение и гордыню, сокрытую в сердцах людских.
Воспоминания Зинаиды Михайловны Дядчиковой, 1928 года рождения, жительницы города Михайлова.
Большой почитательницей монахини Анастасии была моя мама Параскева Дядчикова. Она часто посещала эту подвижницу, а вместе с ней ходили я и три мои родные сестры. Матушка Анастасия обладала удивительным даром прозорливости. Общаясь с ней, мы много раз убеждались в этом. Нашу маму, пришедшую к ней впервые, она сразу назвала по имени, хотя раньше никогда ее не видела. Как-то к ней пришла наша знакомая женщина спросить благословения на переезд в Москву. Матушка определенно ничего ей не сказала, а только ответила: «Ты не спеши. Собирай пока вещи». А через несколько дней началась Великая Отечественная война, и ехать никуда, конечно, не пришлось. Однажды летом собралось нас несколько человек с Щетиновки идти к матери Анастасии. С нами первый раз пошла Стефанида Устинова. Все шли с ношей – для больной матушки несли скромные съестные гостинцы. Годы, ведь, были очень тяжелые: ни еды, ни топки. Вот мы и старались что-нибудь в подарок принести для больной подвижницы, хотя знали, что все принесенное, наверняка, заберет Евдокия. Дорогой мы все измучились, так как жара была градусов сорок, а идти 18 километров. Стефаниде же было всех тяжелее, так как она была в положении. По дороге она роптала и жалела, что пошла. Когда добрались до матушкиного дома, все вошли внутрь, а Стефанида осталась стоять снаружи у двери, стесняясь зайти. Ей было стыдно, что дорогой она роптала и малодушничала. Тогда мать Анастасия, прозревая духом о стоящей перед дверью женщине, позвала ее по имени, хотя до этого никогда ее не знала: «Стефанида, заходи, не бойся. Заходи и отдохни». Матушка велела дать ей холодной воды, после которой изнемогшая путешественница ожила. «Скоро у тебя родиться сын, назовешь его Серафимом, а я буду его крестной». Впоследствии все так и случилось. Мальчик вырос весьма тихим и кротким, как не от мира сего, и скончался еще не в особо старых годах. Девушки часто ходили к матушке за советом об избрании жизненного пути. Кого-то она благословляла выходить замуж, а кому-то говорила, что «Матерь Божия тебя пометила». Это означало, что уделом человека было хранение чистоты и девства. То же самое она сказала и мне, когда мне было лет 12. Более того, матушка добавила: «Если выйдешь замуж, будешь плакать день и ночь». При этих словах она сама заплакала, а вместе с ней и все мы, бывшие там. Господь помог мне, и я всю жизнь прожила одна, несмотря на тяжелое коммунистическое время, со своими идеалами и принципами. За это постоянно благодарю Господа.
Воспоминания Марии Михайловны Левиной, 1939 года рождения, жительницы города Михайлова.
Мои родственники часто посещали монахиню Анастасию, проживающую в селе Ижеславль. Брали с собою и меня, тогда еще небольшую девочку. Матушка Анастасия была известной подвижницей, славившейся даром прозорливости. Очень многие ходили к ней за советом. Мне четко запомнились необыкновенные слова этой праведницы о тех временах, которые должны скоро наступить. Тогда не все слова ее были понятны, а сейчас очень многое вижу исполняющимся. Матушка говорила: «Девицы будут бесстыжи. Дети будут не почитать родителей и отдавать их в казенный дом. Деньги будут лететь по дороге. Дома будут расти, как грибы, церкви будут открыты, но пусты. На службах сначала будут сокращать кафизмы, потом и часы. В церкви будет играть музыка». Раньше мы не могли понять, как же зазвучит в храмах музыка? А теперь, действительно, с великой скорбью и болью в сердце приходиться периодически слышать на службах в церкви самую разнообразную, порой безобразную музыку, вырывающуюся из сотовых телефонов. И играет она иногда в самые трепетные и священные минуты, так, что замирает сердце. Также матушка говорила, что женщин совсем не будет. Мы в простоте сердца думали: «Неужели будут рождаться люди только мужского пола?» Сейчас же понимаем, что праведница предсказывала о полной потере современной женщиной женского облика. Ибо теперь женщины повсеместно носят мужскую одежду – брюки, майки и стригут волосы так коротко, что при первом взгляде кажется, что перед тобой мужчина.
Воспоминания Параскевы Ивановны Гунцевой, 1927 года, жительницы села Фирюлевка.
Монахиню Анастасию я узнала еще в детстве. Большой почитательницей матушки была моя тетя Александра, которая часто обращалась к ней с разными вопросами. Когда тетя отправлялась к ней, с собой брала и меня. Тетя очень ценила мудрые советы и наставления матушки. Это были военные годы. В то время я еще была небольшой девочкой, поэтому в разговоры тети с монахиней Анастасией особо не вникала. Но мне хорошо запомнился внешний облик матушки. Она была очень слабенькая, сидела на своей кроватке согнувшись, говорила тихо и не совсем внятно.
Был в нашей семье особый случай, свидетельствующий о прозорливости матушки Анастасии. В 1941 году забрали на фронт моего отца – Ивана Ерофеевича Гунцева. Остались мы без кормильца, а было у нас в семье семеро детей. Отец пробыл на фронте всю войну. В 1944 году от него вдруг перестали поступать известия. Это сильно обеспокоило всех нас. Моя тетя поспешила к матери Анастасии, чтобы узнать об участи папы. От матушки последовал утешительный ответ: «Ждите. От него будет весточка». Не сразу, а уже после окончания войны, когда мы стали терять надежду, от отца действительно пришло письмо, которому мы были несказанно рады. В нем он сообщал, что попал в плен, описал все трудности, которые претерпел, голод и многое другое. Из плена их, слава Богу, смогли освободить. Через некоторое время отец вернулся домой.
Воспоминания Раисы Ивановны Абрамовой, 1941 года рождения, жительницы села Ижеславль.
Моя мама – Абрамова Мария Тимофеевна – обращалась к монахине Анастасии за советами и наставлениями и никогда не оставалась без доброго ответа. О матери Анастасии многие знали в округе, как о подвижнице и прозорливице, поэтому и шли к ней со своими многочисленными вопросами и проблемами. О прозорливости ее свидетельствовали многочисленные случаи. Я помню, как мама мне рассказывала, что в очередное свое посещение матушки, угодница Божия сидела в своем обычном положении – сильно склонившись вниз. Когда мама зашла к ней, матушка, не поднимая головы, так как не могла самостоятельно это сделать, произнесла: «А, Машенька пришла! Понадобилась я тебе. Что-то редко ты ко мне ходить стала, почаще надо». Удивилась мама, как это матушка, не видя того, кто к ней зашел, называет по имени?
Как-то случилось в нашей семье несчастье. Моя родная сестра Любовь работала в магазине. Произошла у них достаточно крупная кража. Обвинение возложили на Любу. Судебным разбирательством осудили Любовь Голоскову на 10 лет тюремного заключения. А она воспитывала своего малолетнего ребенка. Все, конечно, сильно горевали от такой беды, свалившейся на плечи Любы. Мама не замедлила обратиться к матушке Анастасии за помощью и советом. Праведница ответила: «Не волнуйся, Маша. Ее отпустят. Будет амнистия». Все же два года бедной нашей Любе пришлось провести в заключении. После этого срока ее отпустили. В 1943 году взяли на войну моего родного брата Голоскова Николая Ивановича. Он был совсем молоденький. Ему шел 18-й год. Воевать ему пришлось вдалеке от родных мест, в Латвии. По окончании войны от него перестали поступать известия. В беспокойстве мама обратилась к матушке Анастасии, которая в этот раз не могла утешить маму, так как правда была горькой: «Машенька, не дождешься ты его. Он погиб». Описать глубину нашей общей скорби после этих слов очень трудно, но видимо такова была воля Божия. Примерно в 1960 году пришло известие, сообщающее об участи Коли: «Ваш сын погиб. Его могила в городе Выру, в Латвии».
Воспоминания Александры Ивановны Масловой, 1924 года рождения, жительницы города Москвы.
Родом я из села Фирюлевки Михайловского района. Впоследствии наша семья переехала в Московскую область. А когда началась Великая Отечественная война, пришлось эвакуироваться. Тогда мы с семьей вернулись в свою Фирюлевку. Это был 1941 год. Тогда-то и произошло наше знакомство с великой подвижницей, проживающей в селе Ижеславль, монахиней Анастасией. Когда мы с сестрой в первый раз посетили матушку, нас глубоко поразило ее физическое состояние и телесные страдания, которые ей приходилось испытывать в связи с ее серьезным заболеванием. Матушка была совсем недвижима. Она разговаривала тихо, спокойно, временами плакала. Несмотря на свою тяжелую болезнь, праведница постоянно принимала народ, в большом количестве стекавшийся к ней с разных сторон со своими духовными и житейскими нуждами.
Немало времени прошло с тех пор. Многие, которые знали и любили матушку умерли, а у нас, оставшихся в живых, многое стирается в памяти. Я сама 9 лет посещала ее. Хотелось почаще ее видеть, так как душа всегда стремилась к общению с ней. В сердце было желание хоть как-то помочь матушке и облегчить ее страдания. Ведь она терпела постоянную боль из-за сильной болезни ног, была совершенно беспомощной, но при этом – ни единого слова ропота или жалобы не слышно было от нее. Да и в доме часто был холод, усугубляющий страдания; но она, всегда молясь, терпеливо переносила их. Бывало, когда придешь к ней, встречала со слезами: «Подпорочка моя пришла!»
В описываемое мною время многие шли к матушке Анастасии со своим горем. Ведь шла страшная война, люди теряли своих близких. Матушка, когда ее спрашивали о родственниках, бывших на фронте, всем точно отвечала, кто жив, а кто уже погиб. Она заповедала по ее смерти ходить к ней на могилку со своими нуждами и все рассказывать, как живой. Помня ее слова, я теперь периодически посещаю ее могилку, беру с нее земельку и берегу, как святыню. Когда случаются какие-нибудь недуги, эта земля очень помогает в их исцелении. На могилке я прошу матушку о помощи в своих различных нуждах и по вере часто получаю просимое. Сейчас вспоминаю о помощи матушки в то далекое время, когда мы с ней имели живое общение. В послевоенные годы приходилось работать в колхозе, чтобы как-то заработать на жизнь. Я в него не записывалась, но там работала. Из-за этого приходилось терпеть постоянные неприятности. Я приходила к матушке и жаловалась ей на свое тяжелое положение. Мать Анастасия по-матерински утешала и говорила: «Все пройдет, проси Господа о помощи, читай акафист святителю Тихону Задонскому». По молитвам праведницы действительно неприятности утихали, но через некоторое время опять начинались нападения. Одна женщина особенно сильно меня ругала. Когда я рассказала об этом матушке, она сказала: «Передай ей, что она скоро умрет». Через некоторое время у той женщины внезапно умерла единственная двадцатилетняя дочь. Видимо, матушка об этом прозрела, но сказала о том не прямо.
В колхозе я была учетчицей. Однажды я по невнимательности неправильно замерила количество посевных семян озимой ржи. Начальственные лица колхоза, узнав об этом, подали на меня в суд. Вместе со мной осудили и несколько других работников. Основную тяжесть вины возложили на меня. Своим несчастием я поспешила поделиться с матушкой Анастасией. Она, обо всем узнав, сказала мне: «Ничего тебе не сделают, не бойся».
Судебное разбирательство было очень серьезным. Самым не благонадежным положением было мое, как главной виновницы случившегося серьезного проступка. Моя мама очень сильно за меня переживала. Она собралась вместе со мной идти на суд. Но прежде суда мы вместе с ней отправились в Ижеславль к матушке Анастасии. Когда мы пришли, матушка благословили меня, сказав: «Счастливый тебе путь и скоро быть тут». В Михайлов на суд, напутствованная матерью Анастасией, я пошла одна. А мама, проливая горячие слезы, осталась у нее в доме. На судебном разбирательстве случилось явное чудо. По молитвам нашей праведницы меня и всех моих сотрудников отпустили. Тем временем моя мама, находясь в матушкиной келье, сильно беспокоилась, не находя себе места. Матушка же, видимо, все это время усердно молилась. Как рассказывала потом мама, через продолжительный отрезок времени она вдруг сказала: «Не беспокойся, уже идет, идет». Действительно это было уже в то время, когда я возвращалась после суда обратно в дом матери Анастасии. Так духом она прозревала мой путь от Михайлова до Ижеславля. Когда я добралась до дома, общей радости не было конца. Тогда моя мама особо на личном опыте удостоверилась в чудесной прозорливости матери Анастасии и великой силе ее молитв.
До 1950 года матушка никого не благословляла уезжать в Москву. Да и выезд был не возможен, так как не давали паспорта. Мы не законно жили в собственном раскулаченном доме, поэтому нас из него выгнали. Когда пришли к матушке и все рассказали, она благословила ехать в Москву. Чудом по ее молитвам нам дали паспорта и разрешение на выезд. Тогда мы с семьей переехали в Москву. В скором времени после этого события великая праведница монахиня Анастасия предала дух свой Господу. С тех пор я периодически приезжала в свое родное село Фирюлевку, а оттуда ходила в Ижеславль на могилку к монахине Анастасии. Как-то в очередной мой приезд я вновь решила посетить место захоронения матушки, попросить ее святых молитв и благословения. Прошла я 12 километров от Фирюлевки к Ижеславлю. А перед Ижеславлем в то время протекала небольшая речка, через которую пройти из-за отсутствия моста не было возможности. Стала я мысленно просить матушку о помощи, чтобы она мне как-нибудь помогла, так как мне очень не хотелось возвращаться назад в такой далекий путь, не побывав у матушки. Переходить или переплывать эту речку я весьма боялась, так как течение было очень сильное. Вдруг я увидела незнакомую женщину, ехавшую в телеге, запряженной лошадью. Она подъехала прямо ко мне и предложила перевести меня на другой берег. Я с радостью согласилась. Женщина перевезла меня и отправилась в обратный путь. Пришла я к матушке на могилку, рассказала ей все наболевшие проблемы, взяла земельки, попросила ее святых молитв и благословения и отправилась в обратный путь. Когда подошла к речке, увидела стоящую на берегу машину. Переехать на машине через реку не представлялось возможным, потому что залило бы мотор. Но шофер помог тем, что следил за мной, как я перебиралась на другой берег. Я очень боялась, но по молитвам матушки перешла благополучно.
В молодости я не осознавала, вероятно, величие духовной силы и поддержки, которыми обладала матушка. Сейчас, в старости, явно ощущается постоянная ее молитвенная помощь. Все больше желание посещать место ее упокоения и просить ее предстательства пред Господом и Пречистой Богородицей. Я всегда ношу с собой как благословение земельку с ее могилки, всегда прошу ее молитв и чувствую большую духовную поддержку. Когда на душе бывает тяжело, я смотрю на ее фотографию и опять прошу о помощи и чувствую облегчение.
Недавно постигли нас серьезные семейные проблемы, да еще я сильно заболела. Я все просила матушку: «Помоги». И вот как-то во сне я услышала явный женский голос: «Читай акафист святителю Тихону Задонскому». Я никого не видела, а только слышала голос. Проснувшись, я пошла в ближайшую церковь, купила иконку святителя Тихона Задонского и книжечку, в которой был ему акафист. Через два дня повторился тот же сон, и я вновь услышала голос: «Читай, читай акафист святителю Тихону Задонскому». Я стала вспоминать, как раньше матушка часто велела мне читать акафист этому святому, а я все забывала. А тут, видимо, она сама мне стала напоминать. Я стала молиться, как мне было повелено, и мое состояние несколько улучшилось, я понемногу стала ходить, да и проблемы наши стали утихать. Так матушка Анастасия не оставляет нас своими молитвами и сейчас.
Рассказ Валентины Ивановны Масловой,1952 года рождения, жительницы г. Москвы.
Моя мама, Александра Ивановна Маслова, лично знала матушку Анастасию, посещала ее при жизни и после кончины матушки приезжала к ней на могилку. Мама очень любила матушку и нам, своим детям, всегда рассказывала о ней, как великой молитвеннице, и о тех чудесах, которые происходили с мамой по молитвам матушки. После кончины нашей мамы мы решили не оставлять той традиции, которая была у мамы, и сами стали ездить на могилку к матушке Анастасии.
Первый раз мы поехали с двоюродной сестрой, которая не понаслышке, а в живую, будучи ребенком, видела матушку. Мы ни один год ездим по святым местам и всегда стараемся погружаться в святые источники, а эта поездка была не обычной, и мы с сожалением думали о том, что не сможем искупаться в источнике. Поехали мы на могилку в летний солнечный день, благополучно добрались до с. Ижеславль, а когда стали подъезжать к кладбищу, вдруг на небе появились тучи, и начался такой ливень, что зонт нас спасти не мог, мы промокли до нитки. Стоим мы мокрые у могилки матушки и понимаем, что матушка дала нам знак – это святое место, а хотели вы источник – вот вам омовение с головы до ног. Через 5-10 минут тучи исчезли, засветило солнце, и радость озарила наши сердца. Теперь мы уже без сожаления и сомнения ежегодно посещаем это святое место и просим матушку Анастасию помолиться пред Господом за нас грешных.
Был еще случай, связанный с посещением могилки матушки Анастасии. В селе Ижеславль недалеко от кладбища находится храм, мимо которого мы все время проезжали, но никогда не останавливались, думая, что храм не действующий, оценив его внешний вид. Хотелось узнать, в честь какого святого этот храм. Но этот вопрос оставался не решенным. И вот однажды, побывав на могилке матушки, мы поехали к родственникам в село Фирюлевку, находящееся в 12 км от Ижеславля. Там мы обнаружили, что у сестры пропала дамская сумочка с документами, телефоном, а также и деньгами, которые она везла для пожертвования. Конечно, нас это сильно расстроило, так как дело восстановления документов весьма сложное и долговременное. Найти пропажу практически не представлялось возможным. Поскольку мы делали по пути следования несколько остановок, то не знали, где могли потерять сумку. На следующий день мы решили еще раз заехать в село Ижеславль, посмотреть вдруг сумка выпала в момент выхода из машины, перед кладбищем. Осмотрев место, мы ничего не нашли, сели в машину и поехали в обратный путь. Подъехав к храму, наша машина вдруг заглохла и не хотела заводиться. Муж сестры начал копаться с машиной, а мы решили посмотреть на храм. Был будний день, послеобеденное время, но дверь храма оказалась открытой. Мы вошли в храм и увидели женщину, которая его убирала. Она нам рассказала о храме, показала чудотворный образ святителя Николая в виде большой резной деревянной фигуры. Рассказала о том, что ежегодно 28 июня служится молебен святителю Николаю и совершается крестный ход вокруг храма. Связано это с тем, что в далекие времена, в XIV веке, в средней России, в том числе и в Рязанских пределах бушевала страшная эпидемия холеры. По семь гробов хоронили каждый день в Ижеславле. В церкви непрестанно возносились молитвы ко Господу, и решили люди прибегнуть к испытанному веками упованию на силу заступления и дерзновения ко Господу святителя Николая чудотворца. Подняли чудотворный образ, священник отслужил молебен, и крестным ходом обошли село, взывая к помощи великого угодника Божия. После этого мор прекратился. В воспоминание этого события в этом храме установлена особая служба святителю Николаю с водосвятным молебном и крестным ходом в конце, совершаемая ежегодно 28 июня.
Мы в свою очередь поведали ей о том, что являемся почитателями матушки Анастасии и ежегодно посещаем ее могилку. Выйдя из храма, мы сели в машину, которая благополучно завелась, и поехали домой в Москву. Не трудно догадаться, что остановка наша была не случайной. Через 3 дня после возвращения в Москву в квартире сестры раздался телефонный звонок. Звонила женщина из храма с. Ижеславль и сообщила о том, что после нашего общения они с мужем тоже решили сходить на могилку к матушке. Когда они пришли на могилку, то увидели сумочку, в которой лежали документы, телефон и деньги. По фотографии на документе она вспомнила недавних посетителей храма, смогла найти домашний телефон, позвонить сестре и договориться о встрече. Вот таким чудесным образом по молитвам матушки Анастасии святитель Николай привел нас в храм, который теперь мы посещаем ежегодно 28 июня.
Воспоминания Зинаиды Андреевны Степиной, 1934 года рождения, жительницы г. Москвы.
Я матушку Анастасию впервые увидела в раннем детстве. Год сказать не могу, но, вероятно, это было в начале 1940-х годов, в тяжелое военное время. Она жила в селе Ижеславль, в двух километрах от нашей деревни, и появилась там после упразднения какого-то ближнего монастыря. Наверно, монастырь располагался в Михайлове. Матушку в округе знали очень многие и шли к ней за разрешением духовных и житейских вопросов. В Ижеславль матушка Анастасия вернулась в 1930-е годы, в свой родной дом. Но никого из близких к тому времени в нем не осталось.
Ижеславль был из таких счастливых мест, где церковь никогда не закрывалась. Моя мама была человеком глубоко верующим и воцерковленным, часто ходила в Ижеславль на службу, куда брала с собой и меня, тогда еще небольшую девочку лет 6-7-ми. Мне хорошо запомнилось, что любой наш поход в церковь сопровождался обязательным посещением матушки Анастасии. Если мы успевали прийти в Ижеславль рано, мы заходили к ней в маленький дом до службы. Если же опаздывали на литургию – значит, обязательно посещали матушку по окончании богослужения.
К тем годам, про которые я говорю, она была уже физически очень немощна и проводила дни и ночи примерно в одном положении: сидела на кровати, стоящей вдоль стены. С обеих сторон ее лежали по две подушки, а со спины к стене на гвозде был подвешен мешок, набитый соломой. Она и сидела, сгорбленная. Помню, ноги (зимой и летом в валенках) покоились на скамейке, приставленной к кровати.
Моя мама, как и многие посетители матушки, воспринимали ее как духовное лицо: у нее благословлялись. Про маму могу сказать, что она настолько имела глубокое почтение к монахине Анастасии, что практически ничего не предпринимала без ее благословения, как в отношении духовных вопросов, так и житейских. Например, перед таким ответственным в ту пору и волнующим нашу маму делом, как поездка в город Михайлов на рынок, она обязательно шла к матушке Анастасии. Меня, маленькую, она брала с собой, а, зайдя в матушкину избу, просила не бежать в избу дальше порога, чтобы не беспокоить матушку. Сама же подходила к ней: «На рынок завтра собираюсь, благослови, матушка!» Нет, матушка не крестила – сидела, сгорбившись, на своем месте между подушек. Благословляла она, напутствуя словами: «В час добрый, хорошо, в час добрый…» А потом обращала внимание на меня, послушно хлопающую глазами от порога, и я подходила к ней с мамой.
В таком тяжелом положении жила матушка. Люди, почитающие праведницу, старались как-то облегчить ее страдания. Когда я подросла, мама отправляла меня к ней забрать для стирки у нее бельишко или вернуть постиранное.
Вообще, народ тянулся к монахине Анастасии, как на паломничество. В нашем доме всегда принимали таких перехожих богомольцев. Я помню и монахинь, заходивших к нам на ночлег, и мирских. Тогда обычным делом было страннику под вечер искать Бога ради ночлег, а деревенские всегда отправляли к нам: «Идите, – мол, – к Анисье (маму так звали), она пустит. Так вот многие из них шли к матушке Анастасии. Еду, дрова для печки матушке доставляли сельчане. Господь не оставлял.
Расскажу про нашу семью. Отец вернулся с войны после ее начала с тяжелой формой туберкулеза и умер в 1945 году. У мамы мы остались вдвоем со старшей сестрой Клавдией, которая была старше меня на 6 лет. Такое нелегкое наше положение было причиной того, что наша мама нуждалась в духовной поддержке, которую она обретала в мудрых советах и наставлениях монахини Анастасии.
Я знаю, что матушка была прозорливой и знала о гостях своей кельи гораздо больше, чем мы все тогда думали. Причем прозорливость ее, духовная проницательность проявлялась не только в духовных вопросах, но и в житейских, бытовых проблемах. К примеру, ясно мне запомнился случай, как мама уезжала по делам на несколько дней в Москву, вернее, пыталась уехать. По обыкновению, накануне поездки пошла к матушке, меня также по обыкновению взяла с собой. Помню, сразу по приходу заговорила о своем деле – так и так, благослови, матушка, в Москву завтра поеду. А матушка вопреки обыкновению переводит разговор на что-то иное, не слышит мама обыкновенных слов напутствия. Так они поговорили, поговорили, и надо уже решать что-то с поездкой. Мама уже решительно заявляет: «Матушка, я ведь не уйду, если не благословишь, в Москву мне надо ехать!» Тогда от матушки последовало вынужденное напутствие: «Дай Бог, в час добрый». После этого мама на следующий день утром отправилась в Михайлов, где можно было сесть на проходящий пассажирский поезд в Москву. Собиралась она дня на три, а тут вернулась к нам домой уже через день. Что такое, почему так рано? Оказалось, что дальше Михайлова она так и не выбралась. Больше суток просидела на станции – и липецкий поезд, который обычно останавливался в Михайлове, проскочил мимо, и воронежский прогудел без остановки, и дальше ничего мама не дождалась. Я запомнила последовавший после этого случая разговор мамы с матушкой. Мама спрашивает: «Что же, матушка, ты благословлять не хотела, а не сказала прямо, что я никуда не уеду, пришлось мне зря два дня прождать». Матушка ей со смирением пояснила, что когда идешь за благословением, нужно желать исполнить волю Божию, а не свою. Еще матушка добавила, что если бы она всем все точно рассказывала и объясняла, за ней бы давно из «совета» приехали и забрали. Нужно отметить, что представители безбожной власти матушку не тронули, несмотря на то, что народ к ней шел в большом количестве. Вероятно, и заходили к ней от «властей», но, тем не менее, – так она и сидела у себя в домишке, так и тянулись к ней православные.
Были в нашей семье и серьезные события, связанные с матушкой Анастасией. Это касается истории замужества сестры Клавы. Разумеется, без благословения матушки наша мама свадьбу дочери представить не могла. Но вот наступил день накануне приезда к нам сватов. Клава и жених ее из другой деревни уже все давно решили, а назавтра должны были приехать его родители и договориться насчет свадьбы. Говорю – свадьбы, но, конечно, речь не о тройках с бубенцами, а о том, что пора невесте уезжать из родного дома, да и из родных мест. Клава должна была уехать в Москву, где избранник ее работал и жил. Так вот, завтра предстоит решить последние вопросы, а сегодня мы втроем, мама и ее дочки, идем свои две версты в Ижеславль, и мама говорит о том, что матушку надо обязательно послушаться, и как она скажет – выходить замуж или нет – так и сделать. Только сестренка моя отвечала по-своему: «Иду просто послушать, что бы та не сказала, замуж выхожу и с ним еду. В тот день я видела матушкины слезы. Она заплакала, когда мама стала испрашивать благословение для дочери-невесты, приговаривая: «Кланюшку-то жалко, жалко Кланюшку…» Сейчас я могу сказать, что сестру после многих лет замужества было от чего пожалеть. Конечно, мать Анастасия прозревала это тогда, когда стояли мы пред ней нашей маленькой семьей, но говорить об этом прямо не стала, так как знала, что за настрой был тогда у Клавы, решившей поступить по-своему, не взирая на совет прозорливицы. Поэтому матушке ничего не оставалось, как только со слезами благословить. Таким образом, сестра поехала навстречу своей судьбе. Впереди у нее было четверо детей, постоянная нужда, тяжелая работа. Но то было впереди, а вот вскоре после ее отъезда стала сильно переживать наша мама. Стала она думать о старшей дочери и о зяте. Все больше ей стало казаться, что тот Клаве не пара. Мне запомнилось, что много вслух мама рассуждала об этом, говоря, что муж ее дочери из себя не виден, какой-то неказистый, одним словом, не подходящий для нее. Как ей с ним живется, да еще так далеко от дома. Видно тяжелые мысли стали совсем одолевать маму. Она даже поделилась ими со мною. Около нашей деревни был очень глубокий овраг с очень крутым берегом. Мама серьезно говорила о том, что нее мысли туда прыгнуть. Если вниз головой, то всем раздумьям конец. Мы как-то сразу после этого разговора оказались на знакомой дороге в Ижеславль – к матушке Анастасии. После маминого рассказа о своих мрачных думах матушка вновь заплакала, второй раз при мне: «Анисья, это враг подшутил над тобой!» Она сказала, что нужно меньше думать, а больше молиться, просить Бога о помощи. С этого дня у мамы на душе стало легче, конечно, молитвами праведницы.
А последний раз я видела мМатушку Анастасию перед своим отъездом в Москву, в 16 лет. Это был 1956 год. Жили у нас под Москвой в Малаховке родственники. Я собиралась к ним ненадолго. Через несколько месяцев думала вернуться домой. Когда мы с мамой пришли к матушке, поговорить о моей поездке, та сразу одобрила: «Дай Бог в час добрый». И зачем-то наказала мне непременно найти церковь Трифона-мученика в районе Рижского вокзала и поставить ему свечку. Я, приехав в Москву к своим, решила про наказание матушки не забывать. К моему удивлению мои родные, сразу поняв о каком храме идет речь, проводили меня туда. Матушка же каким-то образом узнала о нем из далеко отстоящего села Ижеславль. Ведь в Московских пределах она никогда не бывала! Ну а потом, как оказалось, в Москве пришлось и остаться. В письме мама мне посоветовала не приезжать вовсе в колхоз, попробовать остаться в столице. Что у меня, видимо по воле Божией, и получилось. Я устроилась учиться на продавца. После окончания учебы меня направили работать в «Гастроном» – в двух шагах от Кремля, где я и проработала 32 года. Из них 17 – продавцом, а 15 – заведующей отделом. Я только потом, спустя годы узнала, что у святого мученика Трифона просят помощи в поисках работы. Так, по молитвам матушки и святого угодника Божия, к которому она меня научила молитвенно обращаться, я благополучно устроилась в Москве. Поздней осенью и мама приехала ко мне, как оказалось – совсем. Разумеется, услышав от матушки перед поездкой слова напутствия и благословения.
Материалы собраны насельницами
Свято-Покровского монастыря г. Михайлова
[1] Так издревле именовалось место, на котором располагался Покровский монастырь с тех пор, как обитель переехала из-под Переяславля Рязанского в Михайлов.
Назад к списку